Нора под миром

У Лешего, понятно, имелся свой интерес. Лукавый мужичонко был очень за-гребущ на лапу. Но не дурак, и потому так явно себя не определял. А, даже наобо-рот — рядился под простодушное дитя природы, под одичалого аборигена. Но Вик-тор тоже был не лыком шит и на палец не смеялся.

— У нас тут такой пожар случился! — восторженно вещал дядька Кузьма Леший. — Туристы лес спалили! Я один три дня топтал торфянник! Он вот так и этак! А я его вот так, вот так, вот так!

И подпрыгивал, раскорячась. И топал заскорузлым сапожищем по земле. Кру-тил растопыренными пятернями, создавая ветер. Был он невысок и похож на ста-рый замшелый пень. Вся рожа его заросла до самых глаз клочковатой серой боро-дой. А сами глаза жёлтые, как у козы, и такие же блудливые. Одет был Леший в диковинные полосатые штаны и грязную вышитую косоворотку.

— Вить, я сниму его. — тихо и с тоской шептал оператор Борька. — Ну такой ти-паж!

— Сиди, молчи. — так же тихо отвечал режиссёр. — А то начнёт ломаться, тогда ящиком не отбояришься.

Потом абориген повёл их осматривать натуру. Требовалось выбрать и оце-нить места съёмок. А кто, кроме ушлого лесничего мог лучше всех показать под-ходящие места? Кроме того, соваться на болота без опытного человека нельзя и думать.

И ещё в одном деле Леший был бесценен. Он один имел подход к нелюдимо-му пасечнику Леху. Тот жил на отшибе, далеко от всех домов. Хозяйство Леха бы-ло очень крепким. Непонятно, как он сумел так разжиться в те времена, когда с колхозников драли за каждую курицу в подворье, за каждого телёнка, сданного на мясо. Пасечник был явно нерусских кровей, с тяжёлым и неприятным взглядом. Но у него был по-кулацки крепкий дом. А вокруг него — роскошный луг, заросший ромашками, одуванчиками, полевой гвоздикой, клевером и колокольчиками. Всё, что вокруг этого светлого местечка, заставлено сплошным лесом.

Пасечник мрачно выслушал бестолковую трепотню Лешего, потом, не говоря ни слова, направил взгляд на Кондакова. Тот достал из сумки роомовский "Двой-ной удар". Где, из каких запасников — неизвестно. Пасечник уважительно глянул на режиссёра и пригласил гостей под навес.

Там он смахнул с лавок мусор, поставил на стол четыре больших стакана и принёс литровую банку мёда. Лех положил в стакан треть тёмного густого мёду и сделал знак долить почти до края водкой. Гости заинтересовались и решились по-следовать примеру.

Пасечник тщательно размешал мёд в водке и одним большим глотком всё оп-рокинул внутрь. После чего перевернул стакан и больше пить не стал. Мудрый Кондаков поступил точно так же. Всё оставшееся без всякого там мёда допили суетливый Леший и простой в манерах Борька.

В-общем, несмотря на явную неразговорчивость хозяина, дело сладилось. Па-сечник Лех впервые пустил в свой дом чужого. И разрешил за приемлемые бабки снимать сцены внутри дома. Даже свирепая цепная псина пригодилась.

— Я думаю, — толковал на обратном пути раскисший оператор. — ты это здоро-во его "Двойным ударом"!

— Я тоже думаю, — небрежно отозвался Кондаков, — что "Джонни Уокер" был бы тут весьма некстати.

* * *

— Не понимаю, к чему нужна вся эта барахлянная натура. — брезгливо выгова-ривала Марианночка, обходя один домишко за другим. — У папика деньжищ нава-лом, можно было всё устроить в павильоне.

— Кому сейчас нужна павильонная туфта. — отвечала более опытная Анжелка. — Так снимают только мыло.

— А это что? Кто тут у нас играет в Барби? — удивилась кинозвезда.

Перед ними в зарослях люпина метрах в двух от дороги на столбике торчала маленькая игрушечная избушка. Резные окошечки непропорционально велики, краска вся облезла. А внутри, в надвигающемся розовом сумеречном свете зага-дочно горела лампадка.

— Тоже мне, Хеллоуин местного значения! — усмехнулась Марианна (в просто-народье — Людка) и достала из кармана пачку ментоловых сигарет. Зажигалка не сработала, поэтому нетерпеливая супермодель направилась к птичьему жилью, высоко поднимая ноги в итальянских босоножках.

Окошечки в забавном птичьем домике имели стёкла, отчего становилось по-нятным ровное свечение невысокого огонька. На четырехскатной крыше имелась даже маленькая труба, отделанная кружевной жестью от старой банки из-под кон-сервированной баклажанной икры.

Марианночка отворила скрипучее окошечко и достала древнюю лампадку цветного стекла, прикурила и попыталась поставить её обратно. Но сделала это так неловко, что уронила набок.

— Чёрт, вот параша! — она пыталась установить чашечку нормально, одной ру-кой держа сигарету и отпихивая локтём дверку. — Ну всё, погасла, сволочь! Ладно, скажем, что так было.

И обе красны девицы направились обратно в деревню, распространяя клубы дыма и ожесточённо отбиваясь от ночного гнуса.

— Следующие съёмки, поверь мне, будут делаться на Кипре. У папика там бе-лая вилла и такая же белая яхта. Чёрт, надо надеть джинсы и рубашку!

* * *