Non Cursum Perficio (СИ)

-Странно после стольких лет пребывания штатным водителем Норда слышать это обращение, господин Седар. Но да – я действительно капо и командор войны. От этого невозможно, нельзя отказаться... или спастись. Ты есть то, что ты есть, сколько ни притворяйся перед собой и ни беги от правды. Запомните это... запомните это хорошенько, господин Седар.

Не дав мне времени среагировать, Денёк бесшумно ускользнул прочь, оставив невесомый шлейф из благоухающих спелых вишен и шоколада. Я выпал из кабинета, приваливший спиной к косяку, и осторожно прислушался к эху отзвучавших слов.

Бесспорно, в Антинеле происходят события, пугающие даже детей Са – а исток этого недуга, поразившего нас, там – в маленьком городке со странным названием Никель, откуда принесло споры охватившего Институт безумия. Как? Как кошмары Никеля просочились в кирпичные стены корпусов, в жилы проводов? Где та трещина, тот первый зазор, в который втёк вместе с оттепелью свет холодных голубых галогенок? И отчего, отчего мне так не дают покоя эти лампы? Куча вопросов и ни одного внятного ответа – Седар в мотке разноцветной пряжи…

Тихонько вздохнув, я вновь пробежался кончиками пальцев по разноцветным корешкам тяжёлых папок, вытянул синюю, с ярлыком «Семь/один, общежитие сотрудников корпуса семь, 1998 год». Открыл – и ахнул, невольно отшатнувшись и выпустив документы из рук, брезгливо проведя ладонями по бёдрам в попытках счистить с них непонятную дрянь. Чертежи, схемы и планы, сотворённые в своё время Бастардом, оказались залиты вязкой, похожей на смолу тёмной жидкостью с запахом масла. Кое-где сквозь жирные пятна проглядывали обрывки и кусочки планировок, но цельную картину по ним было не восстановить.

-Что это? – ошарашенно спросила Кармелли, подходя и осторожно присаживаясь на корточки над измазанной папкой. – Что за чертовщина?

-Не знаю. Срочно проверь другие папки, – отрывисто приказал я, и в суеверном ужасе резко шарахнулся к окну, почти ожидая увидеть на месте седьмого/первого корпуса дымящуюся воронку. Но нет – за завесой, сотканной из сумерек и мелкого дождя, уютно светились окна в торце общаги химиков, скрытой в березнячке. У меня прямо от сердца отлегло!

-Остальные чистые, – отрапортовалась Кармелли, и боязливо подвигала носком туфельки распростёртую на полу синюю папку. Наморщила загорелый носик, принесла со своего стола линейку и ею принялась переворачивать страницы в надежде отыскать неиспорченные листы. Я безмолвно возвышался у окна, сожалея, что в те далёкие времена не имел привычки вести дневник. Да и сейчас, собственно, не имею.

В стекле призрачно и зыбко отражалось моё лицо с появившимися лишь в последний месяц морщинками в уголках глаз. Чтобы не подпадать под власть отражения, я принялся изучать лабиринт крыш и стен, открывавшийся мне с десятого этажа. Внизу мокли муравьиные тропки, проложенные от крыльца к крыльцу, а наверху, под пеленой лохматых серых туч, светились разноцветные окна в сплетениях сосновых веток.

«Интересно, – подумалось мне, – какой гений не с той буквы «гэ» надумал строить жилой корпус из панельных плит? Мало того, что там комнаты вышли не пришей, не пристебай, так ещё выпадает из общего кирпичного архитектурного ансамбля Антинеля. А ведь я там внутри и не был ни разу!». Я честно запустил руки по локоть в помойку собственной захламленной памяти, весьма неинтеллигентно таращась за окно, и попытался откопать воспоминания об этом корпусе. У меня никогда не было знакомых среди химиков, а поскольку общежитие стояло на самой стабильной зоне территории с индексом минус пять Герц, работы там для нулевого отдела не имелось. И лишь однажды ночью мне довелось ожидать кого-то в их холле. Как сейчас помню, было очень холодно, дыхание белым облачком зависало в волглом воздухе, а свет галогенок не мог разогнать копошившиеся по углам тени. Убийственно пахло куревом – а я в очередной раз бросал! Грязные окна холла казались чёрными провалами в небытие, синие стены нагоняли тоску, а тут ещё этот пробирающий до костей стылый холод…

Кого я там ждал? Почему именно ночью, в глухой час между тремя и четырьмя? Не помню. Из памяти выплывает только этот мгновенный снимок, вспышка сознания: я в одиночестве жду кого-то в пустом холле. Холодно. Ночь.

-Сао, смотрите! – оживлённо позвала меня Кармелли. Пока я занимался погружением в себя без акваланга, девушка долистала папку до конца, и сейчас нетерпеливо шлёпала линейкой по чудом сохранившемуся листочку в клетку, подколотому к одной из схем. Стараясь не вляпаться в чёрную жижу, я вытащил бумажку из папки и расправил на подоконнике. Кармелли тут же засунула кудрявую голову мне подмышку и засопела от едва сдерживаемого любопытства.