Non Cursum Perficio (СИ)

Я закончил говорить и умолк, перебирая в пальцах пепельно-белый длинный локон Ксандьи. Конечно, я не мог словами передать все свои чувства, свои сомнения и страхи, но Ксандья поняла меня. В темноте комнаты горели свечи – на полочках, в чашах с водой, среди герани на подоконниках, в подсвечниках на столике, даже на полу. Множество тёплых, чуть дрожащих огоньков. Мы с Ксандьёй, переплетясь руками, лежали на расшитом пёстрыми птицами шёлковом покрывале, и тепло гибкого девичьего тела под моим левым боком согревало мне сердце. За окнами продолжала неистовствовать февральская вьюга.

-Знаешь, сакилчи говорят: время – это бусины на нитке темпорального вектора, – задумчиво произнесла Ксандья, положив узкий подбородок мне на ключицу. В её кошачьих серо-зелёных глазах трепетали и таяли цветочным мёдом отражения огоньков свечей. – Иногда нить рвётся, бусины рассыпаются, и пока их не нанижут обратно, время выкидывает странные штуки. Есть такая пословица: «Когда конь несёт тебя всё вперёд, не думай, что не наткнёшься на его следы; когда ложишься спать, не будь уверен, что проснёшься завтра, а не вчера». Когда оживает твоя память, может умереть твоё будущее, Сао…

-Спасибо, я понял, – буркнул я довольно-таки зло. – Мне уже весьма доходчиво намекнули.

-Сао, мой любимый… – задумчивые глаза Ксандьи потемнели, она погладила меня по плечу узкой ладошкой, – я предчувствую беду, разлуку, расставание с тобой. Грусть в моих ветрах, Сао. Зима опоздала, и Норд ушёл, не дождавшись – а теперь его мир сходит с ума, и бусины времени со звоном катятся с порванной нити. Тебе нельзя оставаться в Антинеле, Сао. Уходи, пока крепки морозы, иначе ты не выберешься из его коридоров и лестниц.

-А ты пойдёшь со мной, Кса? – я обнимаю её, живую, горячую, ласковую, и с внезапной тоской осознаю, что наше время неостановимо утекает сквозь мои пальцы. Ксандья молча отрицательно качает головой, и её длинные пушистые локоны щекочут мне кожу.

-Но почему? Почему мы не можем уйти вдвоём?

-Я не знаю выхода на… Дорогу, – тихо отозвалась Ксандья. – Дети Са обретают это знание лишь после смерти. А я ещё не готова познать, пойми это… и прости меня, Сао, прости меня.

-Конечно. Я всё равно буду любить тебя до последней секунды, Кса, до последней бусинки времени, до последнего мига вдвоём.

-Так люби же! – в тёмных глазах Ксандьи блеснули слёзы, когда она отбросила за спину гриву пепельных волос и с вызовом посмотрела на меня. – Люби и верь – стрела рассекает все преграды, даже преграды времени!

…Утром она тихо ушла – тонкая фигурка в прозрачном белом платье. Улыбнулась светло и ясно, и было так нелепо думать, что когда-нибудь утро наступит без её аромата «Princess in white», её хрустального смеха, ванильных губ и кошачьих глаз… Я потёрся щекой о подушку и посмотрел в кружащий за окном узорчатый снег. Вьюга устала и обессиленно стихла; в семь часов Антинель, ещё в полудрёме, сонно потягивал кофе на натопленных общих кухнях и разминался в ежеутреннем трёпе по пути на работу. Можно ещё поваляться в постели, а можно зайти в «Дырку от бублика» выпить горячего шоколада со сдобным рожком…

Совершенно невежливый стук в дверь не дал мне выбрать ни один из этих вариантов.

Потянувшись за халатом, я брюзгливо осведомился у закрытой двери, кого это чёрт принёс в такую рань, когда все нормальные люди мирно похрапывают в своих уютных постельках, а не шляются по гостям, подобно одному медведю с опилками в голове.

-Сао, извини, – пробормотал из-за двери женский голос с сильным испанским акцентом. Ещё через минуту, отперев, я обнаружил напротив растрёпанную и – не может быть! – зарёванную Марио Оркилью в наспех натянутом красном платье. Кутаясь в чёрную шаль с вышитыми розами, Марио устроилась в кресле, скрестив длинные безупречные ноги, и нервно закурила, избегая на меня смотреть. Решив, что злиться на неё сейчас бессмысленно, я решил проявить гостеприимство и занялся завариванием каркадэ.

-Сао, – глухо повторила Марио мне в спину, – скажи, насколько Норд был откровенен с тобой? Я знаю, что вы часто общались, он даже жил у тебя какое-то время в Марчелле, когда ты перевёлся в Кессельский филиал, в СИИЕС, из-за войны с Патриком… Ведь это Норд уговорил тебя вернуться в Антинель. Он что-то тебе рассказывал… про себя?

-Марио, ты сама себя послушай, – я покачал головой, глядя в мельтешение пузырьков закипающей воды на чай. – Норд никогда и ни с кем не откровенничал. Не хочу тебя обидеть, Марио, но объект твоей неудобопонятной мне страсти был на редкость неприятной в общении личностью.

-Ясно, – просто и без обиды кивнула Марио. – Значит, слова «Лейденский исследовательский центр» тебе ничего не говорят. Как, впрочем, и слово «Номонхан»…

-Что?! – я едва не обварился кипятком, вздрогнув так сильно, что на плиту выплеснулось сразу полковшика. Марио безучастно посмотрела на свою сигарету измученными чёрными глазами и с силой смяла её в пепельнице. Помолчав, она тихо повторила:

-Номонхан и его луговые колодцы, Сао Седар. Его колодцы памяти.