Non Cursum Perficio (СИ)

-Боюсь, душа моя, что там мы мыться не сможем вообще, – увесисто ответила на это Дейла, деловито отнимая у Моллара наполовину пустую бутылку мартини и завинчивая её пробкой.

Моллар обижено икнул, но протестовать не посмел.

Народ какое-то время напряжённо обдумывал Дейлино предложение, молча таращась на дверь в душевую. За дверью царила тишина – из разряда тех, от которых непроизвольно сводит скулы, подмышками бегают мурашки, а затылком ощущаешь чужой взгляд.

Я на всякий случай поплотнее прижался спиной к стене цвета хурмы и покосился на Шарля. У того на лице отражалась титаническая работа мысли.

-Нельзя так! – неожиданно заявил Моллар и, опираясь на руки сочувствующих девушек, поднялся на ноги. Поправив криво сидевшие на вздёрнутом носу очки, он продолжил:

-Нельзя сразу действовать силой и агрессией. Сначала всегда нужно проявлять дружелюбие и демонстрировать склонность к продуктивным переговорам.

-Ха-ха, – чётко и внятно изрекла Дейла, скрестив на груди руки и сложив узкие алые губы в некий презрительный бантик.

-Ты предлагаешь вежливо постучаться и попросить открыть? – ехидно осведомился я и изобразил церемонный поклон, не вставая с табуретки. – Надеешься, что с тобой продуктивно поговорит кафель на стенах?..

Шок от произошедшего у меня уже прошёл, и, в отличие от заметно повеселевшего после мартини Шарля, я мог рассуждать трезво. Вот я и рассуждал:

1. Текло что-то чёрное. Жидкое. Очень может быть, что просто вода. Если кто не знает, то в девятом корпусе чёрная вода – это ещё нормально. Иногда и серо-буро-малиновая идёт.

2. Душ на меня вовсе не накидывался, просто я сорвал кран, и под напором шланг извивался, как живой. А сейчас вода не течёт, потому что диспетчер её перекрыл. Наверняка ему уже оборвали телефон народы с восьмого этажа, у которых начался дождик с потолка.

3. Лампы повзрывались, потому что где-то из-за фонтанирующей воды замкнуло проводку.

4. Дверь захлопнуло сквозняком.

Придя к таким выводам, я поудобнее устроился на табуретке и, совершенно успокоившись, принялся снисходительно наблюдать за Молларом. А тот, шикнув на народ, решительно подошёл к двери, поднял руку и замер, склонив набок голову.

В повисшей тишине был слышен вой пурги за окнами и добродушное побулькивание чьей-то кастрюльки на кухне. Шарль сглотнул, побледнел, но всё-таки постучал и тихо проблеял:

-Извините… а можно зайти? Поймите, людям же нужно где-то мыться.

Глухо лязгнула шпингалета. Судя по плеснувшейся в глазах панике, Шарль от этого звука мгновенно протрезвел и жутко пожалел о собственной храбрости. Обитатели общаги в гробовом молчании дружно сделали шаг назад. Дверь со скрипом приоткрылась…

Над коридором взлетело дружное «Ах!». В тёмной душевой, залитой водой и усыпанной битым стеклом галогеновых ламп, стояло большое оцинкованное корыто, налитое до краёв. В корыте плавал маленький жёлтый резиновый утёнок с красным клювом и хохолком на голове. Каких-то иных изменений в интерьере душевой не наблюдалось.

-Ну, вы тут подметите, – прорезался голос у Моллара, – и мойтесь на здоровье. А я пошёл, пошёл-ка я отсюда, пошёл-ка я домой…

-Истина где-то рядом, – Дейла спрятала руки за спину и обличительно уставилась на утёнка прокурорским взглядом. Утёнок со счастливой улыбкой безмятежно дрейфовал в корыте.

-Говоришь, Седар, в этой петрушке присутствует цикличность?

-Это не я говорю, а Моллар, – несколько контуженно отозвался я, поскольку появление корыта с утёнком в пустой душевой никак объяснить не мог. Волны соединяют грани, меняют ткань реальности, создают переходы из мира в мир. Но никак не создают и не переносят материальные объекты! Волны не могут напрямую влиять на материю. А вот, скажем, нуль-поле, если вспомнить некоторый мой жизненный опыт, связанный как раз с переносом материи…

Я притих на табуретке. Это не укрылось от бдительной Дейлы.

-Пойдём-ка покурим-ка, Сао, – цепкой крысиной лапкой Барклина секретарша схватила меня под локоть и практически выволокла на лестничную площадку. Здесь было холодно и светили голубые лампы; несколькими этажами ниже, в черноте пролётов, что-то негромко гудело.

Дверь соседнего крыла поскрипывала на сквозняке. Я отсутствующе смотрел, как Дейла распечатывает пачку «Vogue». В голубом холодном свете её кожа казалась мертвенно-белой, домашняя красная маечка приобрела неприятный бурый оттенок, словно засохшая кровь, в складках юбки прятались тени. Не люблю я галогеновые лампы. Не люблю.

-Что-то Шарль не идёт, он вроде домой собирался, – заметил я, чтобы стряхнуть наваждение.

-Наверное, уже очухался и теперь впаривает моим соседям новые небьющиеся лампочки или супер-веник для выметания осколков, – Дейла усмехнулась и выпустила из узких губ изящное колечко дыма. У меня так никогда не получалось. – Я так понимаю, завтра вся эта красота переберётся в гости к нашим волновикам в десятый корпус?

-Правильно понимаешь, – я облокотился на широкие деревянные перила и устало прикрыл глаза.