«Древняя магия земель Некоузья – это глубокие корни дерев, норы медных червей, бездонные ртутные озёра, пласты никеля, в молчании ожидающего пробуждения. Грибницей своей эта магия уходит во времена столь ветхие, что из них не спрясть ни пяди ткани, в странные и страшные ритуалы, и по сей день она пронизывает всё и вся в этом прекрасном, проклятом мире. Не стоит думать, что магия эта даётся каждому, познавшему историю и ритуалы Некоузья: она добывается тяжким трудом, прежде всего, трудом душевным... Недостойно рождённого Некоузьем желать урожая, не измарав при этом рук... И лишь верхние листочки с чайного куста власти над узами сорвёт нетерпеливая рука того, кто захочет быстрых побед, горячего чая и расположения к себе. Потому что полная власть над узами – всегда кровь. Безжалостно выпущенная на свободу своя собственная кровь... Лишь свобода и кровь. Цепи, верёвки, ограды и решётки – всё не для этого мира, живущего в сложнейшей паутине магических взаимосвязей. Загляни за грань, сестра – там всё не так, всё полно мёртвого металла, разорванных нитей, сломанных судеб, и ни в чём нет смысла. Загляни в наши земли – и возрадуется сердце твоё. Окунись в небо Некоузья, и поймёшь: в конце второй эпохи придётся пройти по земле, чтобы не потерять навсегда эти небеса, вечно свободные, вечно чистые от сора».
-Пока что я почти ничего не понимаю, – пожаловался Бонита, когда Стефания прервалась, чтобы отпить глоточек чая.
-Ещё более невразумительно, чем Товпекина методичка по написанию курсовых.
-Ну, это было своеобразным вступлением... – Стефания двумя пальцами потёрла висок. – В те давние времена, когда жила Тэй Танари, слова имели другую власть, другой вес, нежели сейчас. В наши времена слова обесценились, увы... исказились со временем, или вообще умерли, растеряли свою внутреннюю магию... Да... В этом вступлении, Поль, айоша говорит о сущности уз Некоузья, и о том, что в других мирах их не существует. Ты в курсе, что за пределами нашего клина нет ни ведьм, ни алюминиевых трамваев, ни заряженных металлов, ни колодцев с электричеством?
-А-а... даа, правда?! – Бонита распахнул серые глазищи, и Стефания кивнула, подливая им обоим ещё чая. Оправившись от изумления и получив обратно полной свою чашку, Поль опять напал на печеньки; Стефания же продолжила читать пророчество:
«Где кончается вторая эпоха, поднимается ветер, дующий с Севера. Свет накроет Некоуз, свет сотрёт стены и нерушимое; повсюду, куда ни кинь взгляд, будет свет, и раненый мир увидят иные глаза, его коснутся иные руки... Сёстры мои покинут небо, чтобы помочь подняться павшим. Древние ритуалы изменятся, чтобы никогда не стать прежними. И лишь когда все четыре стихии взовут о помощи к пятой, неназываемой – тогда все раны, все прорехи нашего мира будут зашиты Иглой хаоса, что снег, и тьма, и пламя.
Сёстры мои, в ваши руки упадёт стрела – отбросьте её, не вы её лучник. Сёстры мои, в ваши руки упадёт игла – воткните её в ткань, не вы её нить. Но не убирайте ладони, как делали это всегда – держите своё небо, дабы оно не упало на мир белой холстиной, которой закрывают лица мёртвым.
Стрела прилетит с Севера, ледяная и ясная, как раннее утро – не мешайте её полёту, но летите рядом, пока не упадёт она. Узнаете её по белому свету, что тяжелее земной тверди. Если встанете к лучнику лицом, увидите: острие стрелы метит ему в самое сердце.
Игла сделает первый стежок на рассвете, когда обретёт свою нить – не мешайте ей шить, но идите рядом, пока не кончится нить. Узнаете её по непроглядной тьме, что ослепляет глаза, но не сердце. Если встанете к Северу лицом, увидите: острие иглы указывает на Запад.
И знайте: вам придётся прервать свой полёт ненадолго, чтобы он не оборвался навсегда».
Дочитав, Стефания медленно закрыла свой блокнот на миниатюрный замочек тем же ключом, что отпирала кабинет – серебряным, с ушком в форме сердечка. Бонита вдумчиво грыз двадцать шестую, последнюю печеньку, и переваривал полученную информацию. Потом осведомился:
-А Тэй Танари не написала, чем должна закончиться вся эта эпоха? Ведь, насколько я понимаю, завершение второй эпохи, это у нас как бы сейчас, а та самая стрела, это... это...
Поль неожиданно замялся, зябко передёрнув плечами, и уставился в свою пустую чашку, не закончив фразы. Он уже сложил в уме пророчество Тэй Танари и гадание ведьмы в пурпурном платье, и теперь ему было страшно облечь свою догадку в слова. Ему было страшно произнести два этих слова, это имя, что так волшебно и сладостно звучало в его устах, когда благоухали ландыши и искрился от напряжения воздух – и которое теперь прозвучало бы приговором к казни Истиной. Ему было страшно внезапно оказаться частью древнего пророчества ведьмы Пряхи, и Полю до сих пор отчаянно хотелось верить в то, что суровая неизбежность фактов – всего лишь игра разгорячённого воображения. И ничего реального. Ничегошеньки.