Ночной дозор

– Уж я навидался тут всяких ребят. В разное время все они переживали, как ты. А потом прекрасно справлялись.

– Так, может, у них были жены, дети и всякое такое, к чему возвращаться? – не отставал Дункан. – Полагаете, никто из них... не боялся?

– Чего?

– Ну, того, что их ждет, как все будет...

– Ну-ка, это что еще за разговоры? – уже строже сказал мистер Манди. – Ведь знаешь, что это означает?

Дункан отвернулся.

– Знаю, – сказал он, помолчав. – Это значит – впускать Заблуждение.

– Верно. Хуже нет, если парень в твоем положении начнет этак думать.

– Да, я знаю, – повторил Дункан. – Просто... Тут кругом одни стены, я пытаюсь заглянуть в будущее, но опять будто в стену утыкаюсь и не могу через нее перебраться. Я стараюсь представить, что стану делать, где буду жить. Отцовский дом... – (Вновь возникла алая кухня.) – Всего через две улицы от... – голос осекся, – дома Алека. Ну, вы знаете, это мальчик, мой друг... Той улицей отец ходил на работу. Теперь, сестра рассказала, он делает крюк в полмили. Как все будет, когда я вернусь? Я все время об этом думаю, мистер Манди. Вдруг встречу кого-нибудь, кто знал Алека...

– Из твоих рассказов я понял, что этот Алек был несчастный мальчик, – твердо сказал мистер Манди. – Он жил в Заблуждении, если такое вообще возможно. Теперь он от всего этого свободен.

Дункан беспокойно поерзал.

– Вы это уже говорили. Но мне так не кажется. Если б вы там были...

– Там не было никого, кроме тебя. Воспринимай это как свое Бремя. Но я ставлю фунт против пенса, что вот прямо сейчас Алек смотрит на тебя и желает сбросить это Бремя; он говорит: «Скинь его, дружок!» – и уж больно ему хочется, чтобы ты его услышал. Ей-богу, он сейчас смеется и плачет: смеется, ибо пребывает в блаженстве, и плачет, ибо ты еще во мраке.

Дункан кивал, слушая приятный успокаивающий голос мистера Манди и забавные странные слова: «скинь», «Бремя», «Заблуждение», «дружок», но в душе ничему этому не верил. Хотелось думать, что Алек сейчас в тех пределах, какие описывает мистер Манди; Дункан старался представить его в солнечном сиянии, среди цветов, улыбающимся... Но Алек был совсем другой: он считал банальным разгуливать в парках и скверах или скупнуться в пруду, он вообще редко улыбался, стесняясь гнилых зубов.

Дункан посмотрел на мистера Манди.

– Тяжело мне, – просто сказал он.

Мистер Манди помолчал. Затем медленно встал, подсел к Дункану и левой рукой с сигаретой обнял его за плечи. Он заговорил тихим, доверительным тоном:

– Когда тебе плохо, думай обо мне, а я стану думать о тебе. Как оно так? Ведь мы с тобой схожи: на будущий год и мне отсюда выходить. Пора на пенсию, понимаешь ли; мне это тоже чудно, и, может, еще чуднее, чем тебе; не зря же говорят: охранник проводит в тюрьме полсрока зэка... Так что, думай обо мне, как станет тяжело. А я подумаю о тебе... Не скажу, как отец, ведь у тебя есть свой батюшка, а буду вроде дядюшки, который думает о племяннике. Годится?

Он взглянул на Дункана и потрепал его по плечу. С кончика сигареты на колено Дункана упал столбик пепла; свободной рукой мистер Манди аккуратно его смахнул, и рука осталась лежать на коленке.

– Все хорошо?

Дункан опустил взгляд и тихо ответил:

– Да.

Мистер Манди снова потрепал его по плечу.

– Умница. Ведь ты особенный мальчик, ты знаешь это, а? Очень особенный. А для таких особенных мальчиков все оборачивается хорошо. Вот сам увидишь.

Еще секунду его рука оставалась на коленке Дункана, затем пожала ее, и мистер Манди поднялся. В конце зала распахнулись ворота – с работы привели заключенных. Зашаркало множество ног, загремели лестница и железные площадки. Слышался голос мистера Чейса:

– Шевелись, шевелись! Все по камерам! Джиггс и Хэммонд, кончай валять дурака!

Мистер Манди загасил окурок, спрятав его в пачку; потом достал две сигареты и сунул под уголок подушки. Подмигнул и расправил наволочку. Едва он выпрямился, как за дверью камеры строем прошагали первые заключенные. Кроли, Уотерман, Джиггз, Куигли... Затем появился Фрейзер. Засунув руки в карманы, он еле волочил ноги. Но, увидев мистера Манди, заулыбался.

– Привет! – сказал он. – Вот уж честь для нас, сэр! Неужели я чую настоящий табак? Здорово, Пирс. Как прошло свидание? Похоже, весело, как и у меня. Милый фортель выкинул мистер Чейс – нас отправил пахать, а вы, мешочники, смылись досрочно.

Дункан не отвечал. Да Фрейзер и не слушал. Он смотрел на мистера Манди, протиснувшегося мимо него к двери.

– Уже покидаете нас, сэр?

– Служба, – сухо ответил надзиратель. – Мой день не заканчивается в пять, как ваш.

– О, так обеспечьте нас надлежащим занятием! – с преувеличенным жаром вскинулся Фрейзер. – Обучите ремеслам. Платите человеческое жалованье, а не гроши, как сейчас. Уверяю, мы станем трудиться как бешеные! Господи, возможно, вы увидите, что превратили нас в достойных людей. Вообразите такой результат отсидки!

Мистер Манди кивнул весьма кисло.

– Ты умен, сынок, – сказал он, уходя.

– Вот и мой отец всегда это говорит. Так умен, что впору зарезаться. Ась?

Фрейзер засмеялся и взглянул на Дункана, словно ожидая, что тот присоединится.