Ночной дозор

– Патрик Грейсон, – презрительно ответил Дункан, словно вопрос был полнейшей глупостью.

– Симпатичный паренек, да? Он новенький?

– Нет. В прошлый раз ты его видел. И сказал, что он симпатичный. У него заканчивается срок.

– Да ну? Вот уж рад-то, наверное. И жена, поди, тоже.

Дункан скривил губы.

– Думаешь? Как только выйдет, заметут в армию. Лучше бы уж оставался. Здесь он хотя бы раз в месяц видит жену, и уж конечно, нет шансов, что отстрелят башку.

Отец пытался прочесть по губам.

– Что ж, наверное, будет рад исполнить свой долг, – пробормотал он и снова отвернулся. – И вправду, очень симпатичный парень.

Дункан взорвался:

– Ну так иди и разговаривай с ним, раз он тебе так нравится!

– Что? – повернулся отец.

– Дункан! – сказала Вив.

Но Дункана понесло:

– Вижу, тебе хочется, чтоб я оказался на его месте. Чтобы вышел, загремел в армию и мне оторвало башку. Тебе неймется, чтобы армия превратила меня в убийцу...

– Дункан! – повторила Вив, испуганно и устало. – Не глупи.

Однако отец уже разъярился:

– Чего ты несешь! Загреметь в армию, чтобы оторвало башку? Да что ты об этом знаешь? Если б пошел служить, как положено...

– Папа! – сказала Вив.

Отец ее игнорировал либо не услышал.

– Хлебнуть солдатской службы – вот что ему требуется! – говорил он, ерзая на стуле. – Еще рассуждает! Стыдить меня вздумал! Да мне и так – хоть провалиться со стыда!

Вив коснулась его руки:

– Дункан не хотел тебя обидеть, папа. Правда, Дункан?

Дункан не ответил. Отец ожег его взглядом:

– Здесь ты еще не знаешь, что такое стыд. Но поймешь, когда выйдешь. Узнаешь, едва встретишь на улице ту женщину и ее мужа...

Он говорил о родителях Алека. Отец никогда не произносил его имя. И сейчас он подавился словами, с усилием их проглотив. Лицо его побурело.

– Стыдить вздумал! – повторил он, глядя на Дункана. – Что ты хочешь от меня услышать, мальчишка?

Дункан дернул плечом. Ему уже было стыдно и как-то странно легко. Он опять принялся колупать стол и отчетливо бросил:

– Не приходи, раз тяжело.

Отец вновь завелся:

– Не приходи? Что значит – не приходи? Ты мне все-таки сын!

– Ну и что?

Взбешенный, мистер Пирс отвернулся.

– Дункан! – охнула Вив.

– Что? Он вовсе не обязан приходить.

– Ради бога, Дункан!

По лицу Дункана бродила улыбка. Безрадостная. Чувства метались в сумбуре, как у безумного. Они уподобились воздушному змею, захваченному бурей, и оставалось лишь тянуть за веревку, стараясь не грохнуться... Дункан закрыл рукой рот и выговорил:

– Простите.

Отец побагровел:

– Чего он лыбится?

– Он вовсе не улыбается, – сказала Вив.

– Видела б тебя мать!.. Неудивительно, что ты скурвился.

– Не надо, папа!

– Вивьен нездорова! – наступал отец. – Добиралась к тебе с передышками. Очень ей нужно слушать твой вздор. Скажи спасибо, что она вообще приехала! Другая и утруждаться б не стала, можешь мне поверить.

– Да что они понимают! – встряла жена Ледди. Разумеется, она все слышала. – Посиживают себе. На всем готовеньком. Им невдомек, каково нам-то приходится.

Вив слабо отмахнулась, но промолчала. Вид у нее был хмурый. Дункан вгляделся в ее лицо и увидел не замеченную прежде бледность, скрытую пудрой, тени под воспаленными глазами. Внезапно он понял, что отец прав. Он стал противен себе, потому что все испоганил. «Она самая милая, расчудеснейшая сестра на свете!» – осатанело думал он, не сводя с нее глаз. Хотелось вскочить и заорать: «Посмотрите все, какая у меня чудесная сестра!»

Потребовались все силы, вся воля, чтобы усидеть на месте и хранить тягостное молчание. Взглядом он умолял мистера Дэниелса объявить, что время свидания истекло, и наконец с громадным облегчением увидел, как тот сверяет свои часы с настенными, отпирает шкаф и достает колокольчик. Вот пару раз вяло блямкнуло, и шум голосов стал громче. Задвигались стулья. Посетители резво вставали, словно тоже испытывали облегчение. Младенец на руках мамаши вздрогнул и вновь залился плачем.

Отец мрачно встал и надел шляпу. Взгляд Вив говорил: «Браво!»

– Я сожалею, – сказал Дункан.

– Есть о чем. – Они говорили слишком тихо, отец их не слышал. – Знаешь, ты не единственный, кому сейчас тяжело. Подумай об этом.

– Я знаю. Просто... – Объяснить не получалось, и он только спросил: – Тебе вправду нехорошо?

Вив отвернулась:

– Все нормально. Просто устала.

– От бомбежек?

– Наверное, да.

Она встала и натянула пальто. Скрылась бледно-лиловая блузка с перламутровыми пуговками. Вив пригнула голову, и на лицо упала прядь; она заправила волосы за ухо. Дункан вновь отметил скрытую пудрой бледность.

Поцелуи и объятья были запрещены; перед уходом Вив потянулась через стол и коснулась руки Дункана.

– Береги себя, ладно? – без улыбки сказала она и убрала руку.

– Обещаю. Ты тоже себя береги.

– Постараюсь.

Дункан кивнул отцу, желая и боясь посмотреть ему в глаза:

– До свиданья, папа. Прости за глупости, что я наговорил.

Наверное, он сказал недостаточно отчетливо. Еще на его словах отец отвернулся и пригнул голову, взглядом ища руку Вив.