Кей перехватила взгляд женщины и улыбнулась. Та ответила неуверенной улыбкой. Вероятно, она углядела финал объятья, но была озадачена и пребывала в растерянном недоумении. Притрусил пес и стал обнюхивать ботинки Хелен. Казалось, он прилип навечно.
– Дымок! – закричала женщина, багровея лицом. – Дымок! Плохая собака!
– О боже! – сказала Хелен, когда пара ушла. Наклонив голову, она вставляла сережку, пальцы лихорадочно возились с застежкой.
Кей рассмеялась:
– Ну и что такого? Сейчас не девятнадцатый, блин, век.
Хелен не улыбнулась. Помрачнев, она сжала губы и все никак не могла справиться с сережкой. Кей хотела помочь, но Хелен резко отпрянула. Кей отстала. «Столько переживаний из-за ерунды», – подумала она. Достала сигареты и предложила Хелен. Та помотала головой. Дальше пошли молча, раздельно.
Выйдя к дорожке, по которой пришли, они, не сговариваясь, свернули на другую, бежавшую на юг, и вскоре увидели, что она ведет к вершине Парламентского холма. Вначале пологий, склон становился все круче; Кей искоса поглядывала на Хелен, которая, тяжело дыша, шагала порывисто и, казалось, распаляет себя, выискивая повод, чтобы обрушиться с жалобами и обвинениями... Но вот они добрались к вершине и увидели открывавшуюся панораму. Лицо Хелен смягчилось, опять став милым и приятным.
Отсюда был виден весь Лондон, все его достопримечательности; расстояние и дым из множества труб, сетью висевший в прохладном безветрии, придали некий флер очарования даже грудам развалин и домам без крыш.
Штук пять аэростатов, которые плавали в небе, медленно поворачивались, отчего казалось, что они то разбухают, то съеживаются. Будто свиньи на скотном дворе, подумала Кей. Они придавали городу веселый уютный вид. Кое-кто из гуляющих фотографировал.
– Вон собор Святого Павла, – говорила девушка своему приятелю, американскому солдату. – Вон Парламент. А там...
– Тихо ты! – оборвал ее солдат. – Кругом шпионы!
Девушка замолкла.
Затенив глаза от сияния белесого неба, Хелен и Кей вместе со всеми любовались видом. Чуть дальше по дорожке освободилась скамейка, и Кей метнулась ее занять. Медленно подошла Хелен. Села, наклонилась вперед и нахмурилась, не сводя взгляда с города.
– Изумительно, правда? – сказала Кей.
– Да, – кивнула Хелен. – Жаль, что дымка.
– Без нее пропало бы очарование. Так романтичнее.
Хелен вглядывалась в панораму.
– Кажется, вон там вокзал Сент-Панкрас, – тихо сказала она, оглянувшись на бдительного воина.
– Да, вроде бы.
– А вон университет.
– Ага. Ты что ищешь? Рэтбоун-Плейс? Отсюда, наверное, не разглядеть.
– А это Воспитательный дом, – будто не слыша, продолжала Хелен.
– Он к юго-западу от парка Корамз-Филдз. Вон там, наверное, Портленд-Плейс, – показала Кей. – Где-то рядом с ним.
– Да, – невнятно сказала Хелен.
– Видишь? Да ты не туда смотришь.
– Да.
Кей положила руку на запястье Хелен.
– Милая, ты...
– Господи! – Хелен отдернула руку. – Неужели обязательно так меня называть?
Она почти прошипела, вновь озираясь. Лицо ее побледнело от холода и раздражения. Ярко выделялись губы в помаде.
Кей отвернулась. Накатила волна не столько злости, сколько досады – на погоду, Хелен, весь этот день и всю чертову передрягу.
– Да ради бога.
Кей закурила, не предлагая Хелен. Дым горчил, как и прокисшее настроение.
Помолчав, Хелен тихо сказала, глядя в стиснутые на коленях руки:
– Прости, Кей.
– Что с тобой такое?
– Немного грустно, только и всего.
– Умоляю, не сникай, иначе... – Кей отбросила сигарету и понизила голос, – мне придется тебя обнять. Вообрази, как тебе будет противно.
Настроение вновь переменилось. Горечь исчезла, ушла на глубину столь же резво, как и поднялась; в конце концов, досада – слишком тяжкий груз, чтобы таскать его с собой. Душу заполнила нежность. Даже сердце заныло.
– И ты меня прости, – ласково сказала Кей. – Наверное, дни рождения приносят радость не столько самим новорожденным, сколько поздравителям.
Хелен подняла взгляд и улыбнулась, но грустно.
– Видимо, мне не нравится число двадцать девять. Странный возраст, правда? Лучше бы его проскочить и сразу стать тридцатилетней.
– Тебе очень идет этот возраст. – В голосе Кей слышалось пресловутое благородство. – И любой пойдет...
Хелен вздрогнула.
– Не нужно, Кей. Не нужно... быть со мной такой милой.
– Как же не быть с тобой милой!
– Не надо... – Хелен покачала головой. – Я не заслуживаю.
– Утром ты уже говорила.
– Потому что это правда. Я...
Хелен посмотрела на город, в ту же сторону, куда глядела раньше, и замолчала. Кей озадаченно ждала продолжения, потом ласково ткнула ее кулаком в плечо.
– Эй, все это пустяки, – тихо сказала она. – Мне хотелось устроить особенный день, вот и все. Вероятно, не стоило ждать, что получится, когда идет война. На будущий год... Кто его знает, может, война закончится. Отметим как следует. Я тебя куда-нибудь увезу! Во Францию! Хочешь?
Хелен не ответила. Она повернулась к Кей, и взгляд ее стал очень серьезным. Помолчав, она шепотом спросила:
– Я тебе не надоем вот такой – гадкой и сварливой старой девой?
Секунду Кей не могла ответить. Затем так же тихо сказала: