– Я уже слышал это, Лу, не беспокойтесь, – сказал Гаррод, вспоминая наказание, назначенное авиаинспекцией за безумный рывок в Мейкон. С тех пор прошла вечность.
– При такой высоте и малой скорости полет обходится дороже.
– Я же сказал, не волнуйтесь, – Гаррод улыбнулся, понимая, что Нэш беспокоится не о расходах, а о том, что ему не придется дать волю этому снаряду с обитым мягкой кожей нутром. Гаррод откинулся в кресле и стал наблюдать за кукольным миром, проплывавшим внизу. Заметив, что пластмассовая рамка с дисками Эстер, приколотая к лацкану пиджака, располагалась ниже уровня иллюминаторов, он снял прибор, включающий в себя и микромагнитофон, и пристроил его на нижней кромке окна, чтобы бдительные черные кружки смотрели наружу. «Желаю приятно провести аремя», – подумал он.
– Еще один! – В скрытые динамики ворвался возбужденный голос пилота.
– Что там? – Гаррод глянул вниз на панораму рыжевато-коричневых холмов в крапинках кустарника, которую пересекало одинокое шоссе. Ничего необычного.
– Они опыляют посевы с высоты двух тысяч футов. Неопытный глаз Гаррода тщетно пытался отыскать что-либо похожее на самолет.
– Но здесь нет никаких посевов.
– В том-то и фокус. За последний месяц я трижды видел их за такой работой.
Самолет накренился на правый борт, давая возможность разглядеть большее пространство, и неожиданно Гаррод увидел крошечный блестящий крестик далеко внизу. Крестик двигался перпендикулярно их курсу, за ним тянулся белый перистый след. Вдруг след оборвался.
– Он нас заметил, – сказал Нэш. – Они всегда прекращают опрыскивать, когда замечают другой самолет.
– Две тысячи футов – высоковато для такой работы, вам не кажется? С какой высоты обычно производят опыление?
– На бреющем. Вы правы, это тоже странно.
– Просто испытывают новый распылитель.
– Но...
– Лу, – строго сказал Гаррод, – на нашем самолете слишком много автоматики. Вам просто нечем заняться. Либо беритесь за штурвал сами, либо разгадывайте кроссворд.
Нэш пробормотал что-то вполголоса и впал в молчание до конца полета. Гаррод, который накануне провозился со сборами и лег поздно, дремал, пил кофе и снова дремал, пока встроенный в переборку видеофон не засигналил мелодичным звоном, требуя внимания. На экране появилось горбоносое лицо Мэнстона, руководителя отдела по связям с общественностью.
– Доброе утро, Элбан, – сказал Мэнстон со своим обычным британо-американским произношением. – Вы видели утренние газеты?
– У меня не было времени.
– Ваше имя снова на первой полосе. Гаррод напрягся.
– По какому поводу?
– Судя по заголовкам, вы летите в Огасту в полной уверенности, что после изучения остатков автомобиля сможете назвать убийцу сенатора Уэскотта.
– Что!
– Газеты полны намеков, что вы разработали новый метод извлечения информации из разбитого или оплавленного медленного стекла.
– Но это сущий бред! Я говорил Побджою, что вся информация... – Гаррод перевел дух. – Чарльз, вы вчера делали какие-нибудь заявления для прессы на этот счет?
Мэнстон поправил свой синий в горошек галстук и обидчиво поджал губы.
– Прощу вас, Элбан.
– Значит, это Побджой.
– Хотите, чтобы я опубликовал опровержение? Гаррод покачал головой.
– Нет, пусть все идет своим чередом. Я поговорю с Побджоем при встрече. Спасибо, что сообщили мне.
Гаррод отключил видеофон. Откинувшись в кресле, он попытался снова задремать, но в плавное течение мыслей вплеталась тревожная нить, нарушая покой подобно тому как блестящая змейка, пересекающая заводь, пускает рябь по ее недвижному прежде зеркалу. Последний год, прожитый рядом с Эстер, сделал его чрезвычайно чувствительным к определенным вещам, и сейчас он ощущал, что им явно манипулируют, используют его в чьих-то интересах. Сделанные Побджоем заявления прессе были не просто необдуманными, они находились в вопиющем противоречии с главной мыслью, которую Гаррод высказал в единственной их беседе. Побджой не производил впечатления человека, который станет действовать наобум, без тщательно обдуманного плана. Но что он надеялся выиграть, поступая таким образом?
В полдень сверкающий, как новенькая монета, самолет Гаррода коснулся посадочной полосы. Пока он подруливал к месту высадки для частных машин, Гаррод взглянул в иллюминатор и увидел привычную уже группу репортеров и фотокорреспондентов. Кое-кто держал ретардитовые панели, в руках у других были обычные фотоаппараты, что отражало борьбу между различными фракциями профсоюза фотожурналистов. В последний момент Гаррод вспомнил о дисках Эстер и вновь приколол их к лацкану. Когда он спустился по трапу, репортеры бросились к самолету, но были остановлены внушительным отрядом полиции. Перед Гарродом выросла мощная высокая фигура Миллера Побджоя в темно-синем шелковом костюме.
– Примите мои извинения за эту толпу, – непринужденно сказал тот, пожимая руку Гаррода. – Мы сию же минуту уезжаем отсюда. – Он подал знак, и рядом с самолетом появился длинный черный автомобиль. Через мгновение Гаррод уже сидел внутри, и лимузин катил к воротам аэропорта. – Вы, я полагаю, привыкли к почестям, воздаваемым знаменитостям?