Нобелевский лауреат

— Я договорился с женой, что сегодня она заберет ребенка.

Ванда пожала плечами и устало улыбнулась.

— Тогда пойдем.

Они вышли из прокуренного буфета, провожаемые натужным рычанием кофейного автомата, который обычно именно так провожал своих верных клиентов.

Последующие несколько часов Ванда станет впоследствии вспоминать как подтверждение правила, что накопленное количество критической массы, состоящей из беспомощности и напряжения, под конец может сказаться совсем не там, где ожидалось. Иными словами, пока она и Крыстанов сидели в буфете, молча размышляя о непростом развитии случая с Гертельсманом, Стоев и его сотрудники получили результаты судебно-медицинской экспертизы после аутопсии трупа и установили личность потерпевшего. Им оказался писатель Асен Войнов — 58-летний житель города Перника, женатый, бездетный, ранее не судимый, без постоянного места работы. В последний раз его видела три дня назад его собственная жена Евдокия Войнова, когда после скандала из-за денег он покинул дом, сказав, что никогда больше не вернется.

«Да, такие вещи происходят быстро», — подумала Ванда, читая информацию, присланную коллегами из Перника.

Вполне возможно, что это просто совпадение.

Но она все же позвонила в Перник и попросила прислать фотографию убитого, настояв, чтобы его одежду также прислали в Софию на экспертизу.

В судебно-медицинском заключении указывалось, что смерть наступила накануне между 22.00 и часом ночи в результате выстрела в затылок, след от которого судмедэксперт показал им сегодня утром. Вынутая пуля была выпущена из пистолета «вальтер» ППК калибра 7,65 мм. Баллистическая экспертиза установила, что выстрел был сделан с расстояния не более одного метра — недвусмысленное указание на то, что это было преднамеренное убийство. Гильза найдена не была, а небольшое количество крови на месте нахождения трупа свидетельствовало о том, что несчастного убили где-то в другом месте, а в овраг его могли притащить бурные воды горного потока.

Люди Стоева продолжали допрашивать жителей Малиново, но безрезультатно. Цыгане или действительно ничего не знали, или с завидным единодушием притворялись, что не знают. Болгары же ахали, ужасались и во всем обвиняли цыган. Мэр села еще в обед вернулся в город, довольный, что присутствие полицейских в селе делает его пребывание там бессмысленным.

— Ты когда-нибудь слышал об Асене Войнове? — спросила Ванда, в который раз перечитывая заключение паталогоанатома.

Крыстанов отрицательно покачал головой.

— Да что я тебя спрашиваю, ты и о Гертельсмане ничего не знал, даром, что он — нобелевский лауреат.

— Как будто ты знала! — не остался в долгу Крыстанов.

— Это что же получается, — продолжила Ванда, не обратив на его слова внимание. — Выходит, что быть писателем в наше время совсем не безопасно. Особенно в этой стране, где погибаешь до того, как кто-нибудь о тебе узнает.

— Да откуда ты знаешь? Может быть, он и вправду известен. Ну, не настолько, как тот, другой, но все-таки… К тому же полицейская хроника — это тоже способ, чтобы о тебе узнали, пусть даже и не как о писателе…

— Пожалуйста, проверь его, — попросила Ванда. — Может быть, этот случай вообще нас не касается.

Явор ничего не ответил. Он уже погрузился в поиски, щелкая мышкой, что ее ужасно раздражало.

В 19.20 позвонил шеф и попросил ее зайти. Ванда очень удивилась, так как думала, что его уже давно нет на работе. Его вечернее присутствие в кабинете не предвещало ничего хорошего, особенно если придется задержаться надолго.

Ванда никак не могла поверить, что это тот же самый человек, который еще в прошлом году поддерживал ее во всем, который научил ее такому, о чем она вообще могла никогда не узнать на протяжении всей своей профессиональной деятельности. Она никогда не сомневалась в нем и ни разу не подумала, что он может в ней усомниться. Именно поэтому она не могла ему простить. Конечно, у него тоже есть начальники, притом намного более недовольные и непредсказуемые, чем он сам, но за столько лет работы в Системе Ванда поняла, что хотя иерархия была причиной многих событий, нельзя все ею оправдывать.

Инспектор Беловская не собиралась становиться свободным, независимым человеком — она чувствовала себя слишком взрослой для подобных мыслей, да к тому же место ее работы их явно не предполагало. Единственно, чего ей очень хотелось, — это вести честную игру по четким правилам. Но именно это оказалось труднее всего, потому что и правила игры и сама игра постоянно менялись, как менялись и люди, устанавливавшие эти правила. Внешне они оставались теми же. Ну, разве что волос у них на голове становилось поменьше или они немного прибавляли в весе. Но внутри их происходила такая метаморфоза, что Ванда иногда не на шутку пугалась.

Хуже всего было, когда подобные люди надолго задерживались в своих креслах, забывая о том, что за окнами их кабинетов простирается целый мир.