Нобелевский лауреат

Она налила в чашку воды из-под крана и запила таблетки. Вода оказалась теплой и почему-то пахла резиной.

Когда Ванда легла в постель, было уже далеко за полночь.

Совсем, как мать, мелькнуло в голове. А вдруг и я стану такой же, и подобно ей буду постоянно испытывать ярость, которая постепенно останется моей единственной связью с миром?

Нет, этого просто не может быть. Во-первых, Ванда выше матери на полторы головы и моложе на целых тридцать четыре года. Кроме того, у нее нет детей, и именно этот факт, как считала Ванда, поможет уберечь от нее других, если с годами она станет невыносимой, потому как других просто не будет рядом.

Несмотря на то, что постель была холодной, распаренное горячей водой, пахнувшее ароматным мылом тело нежилось, предвкушая сладкий сон до утра.

Ванда протянула руку, намереваясь выключить настольную лампу, и тут увидела на тумбочке книгу Гертельсмана «Бедняки». Как она оказалась там, Ванда не знала. Она не помнила, когда принесла ее из кухни, где накануне вечером пыталась ее читать.

«Ничего себе», — подумала Ванда, боязливо протягивая к ней руку, словно это был пугливый зверек, который в любую секунду мог убежать.

Обложка книги была светлая и гладкая на ощупь. Ванда взяла ее и перевернулась на спину. Все равно должно пройти немного времени, пока подействует снотворное. Так что ничего не случится, если она прочитает несколько страниц, пока глаза начнут сами закрываться.

Но через полтора часа она горько пожалела о своем легкомысленном решении, ибо сон никак не шел, и ей ничего не оставалось, как продолжить читать книгу, потому что до утра все равно делать было нечего.

9

Двое мужчин шагали прямо по мокрой траве, не выбирая дороги. Трава пружинила у них под ногами, пригибаясь к земле и вновь выпрямляясь, будто резкий утренний воздух тянул вверх зеленые ростки сильнее, чем земля, державшая их корни мокрой грязной рукой. Издалека мужчины выглядели такими же мокрыми и тонкими, как ростки, только более темными и жилистыми. Вокруг простирались террасы зеленых полян, словно какой-то начинающий садовод решил было осуществить свою безумную идею и разбить на этих сухих низких склонах сказочный сад, но потом работа ему наскучила и он забросил начатое. И теперь никому не нужная земля пустовала.

Село уныло и безнадежно промокло от дождей. Хорошо, что поблизости не было реки, иначе от такого количества воды она бы непременно вышла из берегов и затопила его. Правда, неподалеку журчал ручей, но в начале лета он обычно пересыхал и наполнялся, лишь когда таял снег. Сейчас он весело бежал себе, оглашая окрестности звонкой песней талой воды, что немного освежало пейзаж и даже рождало робкие надежды.

Это село никогда не славилось красотой или какой-то другой добродетелью, а в последнее время как-то сжалось, подобно старому шраму на боку у горного массива. Неподалеку располагался заброшенный рудник, зиявший открытой раной в теле земли, а чуть дальше — оставленная каменоломня, из которой немногочисленные дачники, купившие здесь участки, самостоятельно пытались добывать камень, которым облицовывали дачи в соответствии с собственным пониманием красоты и бытового стиля. Но весь окрестный пейзаж навевал тоску и уныние даже на самого добронамеренного наблюдателя. Впрочем, дачно-архитектурные страсти остались в прошлом веке, а сейчас большую часть времени дома стояли пустые, разграбленные местными и пришлыми бандитами, искать которых даже в голову никому не приходило.

И все-таки село не было безлюдным. Подобно муравьям, сюда стекались цыгане, грабя дома и прихватывая даже то, что не годилось в употребление. Постепенно все окрестности стали напоминать огромную свалку, населенную людьми. Свалка эта, как футуристическая декорация к апокалиптическому фильму, в отличие от других, подобных ей мест, разрасталась не вовне, а внутрь села, разъедая, подобно проказе, дворы, где еще совсем недавно буйно росли цветы и пестрели грядки с овощами, захватывая добротные дома вместе с домашней утварью и сгнившей мебелью, не щадя улиц, на которых вспучившийся асфальт существовал вперемешку с грязью и принесенным откуда-то гравием.

При этом в центре, где когда-то стояли магазин, медпункт и даже ресторан, все же сохранились здание Общинного совета, остатки детской площадки и несколько сравнительно целых домов. В каждом из них жили, в ожидании смерти, старик или старуха. Остальные же несколько домов из последних сил держали оборону, стараясь противостоять брутальному вандализму, а также разрушительному забвению. Они походили на острова посреди бурлящего древнего моря, которые, если покинешь хотя бы на день, то неизвестно, сможешь ли, когда надумаешь вернуться, найти или хотя бы узнать.

Село находилось всего в пятидесяти километрах от Софии и носило радостное, ароматное имя: Малиново, потому что с незапамятных времен эти места славились пышными зарослями дикой малины.

Близость к столице ничего не означала, ибо с таким же успехом село могло бы находиться и на расстоянии сотен световых лет от Земли.