Ниже нуля

Поэтому я так и говорю: — Я выгляжу нормально, — что должно звучать уверенно, но выходит немного наигранно. Не то чтобы я думала, что я горячая штучка, но я отказываюсь быть неуверенной в своей внешности. Я нравлюсь себе. Исторически сложилось так, что людям, с которыми я хотела переспать, я тоже нравлюсь. Мое тело выполняет свою работу как средство достижения цели. Оно позволяет мне плавать на каяке по калифорнийским озерам без боли в мышцах на следующий день, и оно переваривает лактозу, как будто это олимпийская дисциплина. Это все, что имеет значение.

Но он отвечает: — Ты не выглядишь нормально, — и… нет.

— Правда. — Мой тон ледяной. Йен Флойд пытается намекнуть, что он недосягаем для меня? Потому что если так, я дам ему пощечину. — Как же я выгляжу?

— Просто… — Он снова сглатывает. — Я… Такие женщины, как ты, обычно не…

— Такие женщины, как я. — Ого. Похоже, мне действительно придется дать ему пощечину. — Что это? Потому что…

— Красивая. Ты очень, очень красивая. Наверное, самая… И ты, очевидно, умная и веселая, так что… — Он бросает на меня беспомощный взгляд, внезапно становясь менее похожим на гениального руководителя группы НАСА, построенного как кедровое дерево, и более… мальчишеским. Молодой. — Это какая — то шутка?

Я изучаю его сквозь прищуренные глаза, пересматривая свою прежнюю оценку. Возможно, мои выводы были преждевременными, и это не совсем верно, что никто не может быть настолько невежественным. Возможно, кто — то может.

Например, Йен. Йен, который, вероятно, мог бы зарабатывать хорошие деньги в качестве стоковой фотомодели: горячий парень, рыжий, массивный. Я видел, как около четырех человек рассматривали его, пока мы шли сюда, но он, очевидно, понятия не имеет, что его могут пригласить на роль горячего брата Уизли. Абсолютный ноль осознания того, насколько он великолепен.

Я ухмыляюсь, внезапно очарованная. — Могу я задать тебе вопрос? — Я подкатываюсь ближе, и не знаю точно, когда это произошло, но он наклонил свой стул так, что мои колени оказались между его коленями. Мило. — Это немного вперед.

Он смотрит вниз на наши соприкасающиеся ноги и кивает. Как обычно, только один раз.

— Можно я тебя поцелую? Например, прямо сейчас?

— Я… — Он смотрит. Потом моргает. Затем произносит что — то, что не является словом.

Моя ухмылка расширяется. — Это не «нет», не так ли?

— Нет. — Он качает головой. Его глаза прикованы к моим губам, черные зрачки поглощают голубые. — Это не так.

— Хорошо, тогда.

Это довольно просто: встать с моего кресла и наклониться вперед на его. Мои ладони находят подлокотники и прижимаются к ним, и на долгое мгновение я остаюсь там, в клетке этого медвежьего размера человека, который мог бы оттолкнуть меня своим мизинцем, но не делает этого. Вместо этого он смотрит на меня сверху, как на чудо, прекрасную и благоговейную, как на подарок, как будто он немного ошарашен.

Как будто он действительно хочет, чтобы я его поцеловала. Так что я закрываю последний дюйм и делаю это. И это…

Немного неловко, если честно. Не плохо. Просто немного нерешительно. Его губы раздвигаются, когда они касаются моих, и на долю секунды мне приходит в голову ужасающая мысль.

Это его первый поцелуй. Неужели? О Боже, это его первый поцелуй. Неужели я действительно дарю кому — то его первый…

Йен наклоняет голову, прижимается своим ртом к моему, и это разрушает ход моих мыслей. Я не знаю, как ему это удается, но то, что он делает своими губами и зубами, кажется очень, очень правильным. Я хнычу, когда его язык встречается с моим. Он рычит в ответ, что — то хриплое и глубокое в его горле.

Хорошо. Это не первый поцелуй. Это просто шедевр.

В нем, наверное, килограммов двести мышц, и я понятия не имею, выдержит ли кресло нас обоих, но я решаю жить опасно: Я сажусь на колени Йена, чувствуя, как его резкий вдох вибрирует в моем теле. На какую — то долю секунды наши губы расходятся, а его глаза задерживаются на мне, как будто мы оба ждем, что все предметы мебели в комнате рухнут. Но JPL, должно быть, инвестирует в прочный декор.

— Это был высокий риск и высокая отдача, — говорю я и удивляюсь тому, насколько коротким стало мое дыхание. Комната молчит, залитая теплым светом. Я издаю одиночный, дрожащий смешок и понимаю, где находится рука Йена: она висит на полдюйма выше моей талии. Теплая. Жаждущая. Готовая сорваться.

— Можно мне…? — спрашивает он.

— Да. — Я смеюсь ему в рот. — Ты можешь прикасаться ко мне. В этом весь смысл…

Я не успеваю закончить, потому что в ту же секунду его руки оказываются повсюду: одна на моем затылке, притягивая мои губы к своим, другая на моей спине. В тот момент, когда моя грудь прижимается к его груди, он издает еще один из этих низких, грубых звуков — но в десять раз глубже, как будто они исходят из самой его сердцевины. Он весь в щетине, теплой громоздкой плоти, а в уголках глаз я вижу только красное, красное, так много красного.