Ню

…Сережа приехал назавтра. Просто позвонил в дверь, я открыла и увидела. И он – вошел. И единственное, что я смогла – упасть ему в руки…

– Где он?

– Улетел…

– Да нет, не Володя. Вовка где – сын?

– Ты… Как ты… Откуда ты знаешь? Откуда ты можешь знать?

– Натка, милая, потом, все – потом. Ты мне сына покажи, ну…

…Потом мы сидели, и он не сводил с нас глаз. Долго. И говорил. Как позвонил Володя и рассказал… И я – заплакала, потому что была уверена, что он, Володя, не знает ничего, а оказывается… Мне стало страшно, а потом так хорошо… Мы поужинали, и я уложила Вовку спать, и Сережа был рядом, и…

…Утро. Солнце прямо в окно. Слепит. Лето. На подоконнике воробей крыльями мельтешит. Звонок в дверь. Открываю. Три человека в военной форме, офицеры. Двоих я знаю – Володины сослуживцы. У всех троих глаза – в пол. Снимают фуражки, поднимают на меня глаза. И я мотаю головой и кричу, кричу, кричу…

Париж – на ощупь

Вид с Монмартра обескураживает.

Будто ты птица, а летать забыла.

Стоишь на горе – вниз уходят голые деревья, солнце путается в их обмороженных кронах, стреляет в тебя солнечными зайцами из окон веселых домов, расставленных кое-как и случайно.

И – слава богу, совершенно нет ощущения старины, а только шумная, здоровая молодость и краски, краски, краски…

Будто все художники мира встретились и смешали свои палитры.

Совсем как мы с тобой.

То, что путешествие это неизбежно, стало ясно в самом начале нашего знакомства.

– Вы любите Париж? – спросил ты меня.

– Безумно, – ответила я не задумываясь, еще не обернувшись, еще не понимая, с кем говорю.

А когда обернулась и – поняла…

Первый раз я оказалась в Париже лет десять назад, мы тогда еще и знакомы не были. Всего четыре дня, но…

Не вернуться в Париж было невозможно, а возвращаться стоило только с тобой.

И мы – вернулись. Голодные, истосковавшиеся по ласке, бездомные влюбленные. И было нам… Нет, не хорошо.

Счастье…

Иногда я боюсь силы своего чувства. Нашего чувства. Потому, что оно одно на двоих. Потому, что безответная любовь никогда не сравнится по своей силе с любовью взаимной, когда бьет током ежесекундно.

Бесконечное короткое замыкание…

1

– Вы любите Париж?

– Безумно.

– А я вот, знаете – нет. То есть не то, что не люблю… Не знаю его. А ведь невозможно любить то, чего не знаешь, правда? Как вы думаете?

Он смотрел на меня в упор и вроде даже сердился.

– Способны ли вы полюбить что-то или кого-то, не имея о нем представления?

– Пожалуй, нет, – и мне вдруг стало ужасно весело.

– Ничего смешного я не сказал… Но улыбаетесь вы… Я вас приглашаю на чашку кофе и обязательно с пирожным, и не рассказывайте мне про фигуру – вашу я оценил. Одно пирожное вам не повредит.

Я молчала и глядела на него. И – ждала продолжения. Не хотелось ничего, даже кофе с пирожным.

Только стоять вот так, глупо улыбаться и слушать, слушать, слушать…

Это и было короткое замыкание.

Не дождавшись моего ответа, он просто взял меня за руку и повел вниз – в буфет.

Мы сели за самый дальний столик, и он снял очки, подышал на них, протер носовым платком, на удивление шелковым и цветным, просто вытащил его, как фокусник из нагрудного кармана, а потом спрятал – будто и не было ничего.

Затем снова водрузил свои очки на переносицу – это позже я узнала, что без них он почти ничего не видит – и принялся разглядывать меня в упор.

Я изучала его руки и молчала.

Мне всегда было интересно рассматривать не только предметы искусства, а и то – чем они сделаны. Чем сделаны шедевры, понимаете? Разве это не удивительно – небольшая ладонь, длинные пальцы, темные волосы… Эта рука, при помощи нехитрых, повторяющихся движений, создала нечто, чему суждено пережить и ее, и ее обладателя – надолго. Истлеет кожа, кости рассыплются и превратятся в прах, а полотно, с вроде бы небрежными, грубыми пятнами красок, нанесенными неумелыми мазками, или бурый обломок гранита странной формы – со временем, как дорогое вино – только поднимутся в цене.