Нет ответа. Они стояли вместе, плотной группкой, настороженные, готовые ко всему, и смотрели на портрет разведчика, скончавшегося триста лет назад. Никто не произнес ни слова.
Леман нахмурился, его голос стал резче:
— Вы же не лишились дара речи?
Он подстегивал события, торопил развязку. Раздражительный Гибберт не выдержал. Схватился за пистолеты и ответил, с возмущением и яростью:
— Не знаю, чего вы от нас ждете, да и не хочу знать. Но вот что я скажу: нравится вам это или нет, Фрейзер — не бог. Это очевидно. Он — обычный, ничем не примечательный космический разведчик-первопроходец, а ближе к богу человеку и не стать.
Если он ждал бурной реакции, ее не последовало. Все внимательно выслушали его слова, но никто не счел их оскорблением идола в собственном храме.
Напротив, пара слушателей кивнула с мягким одобрением.
— Космос творит характер, точно так же как творят характер великие океаны, — добавил в качестве объяснения Бентон. — Это относится к землянам, марсианам и любой другой форме жизни, странствующей по космосу. Их можно узнать с первого взгляда. — Он облизнул губы и закончил: — Поэтому Фрейзер, обладатель такого характера, кажется нам совершенно обычным. Мы ничего не можем о нем сказать.
— В современном космофлоте полно таких парней, — добавил Гибберт. — Всегда было полно, и всегда будет. Они страдают неизлечимым зудом. Иногда совершают удивительные вещи, иногда нет. Все отважны, но не все везучи. Этому Фрейзеру повезло, очень повезло. Он мог разнюхать пятьдесят стерильных планет — но наткнулся на планету, населенную гуманоидами. О такой удаче космолетчики молятся до сих пор. Так творится история.
Гибберт смолк, немного удивленный, что его бурный словесный поток не вызвал враждебности. Он испытал нечто сродни триумфу. Приятно, когда речь сходит тебе с рук в обстоятельствах, где одно движение языка может привести к внезапной, мучительной смерти. Два слова. Два обычных, распространенных слова — и каким-то чудом ему удалось их избежать.
— Больше вам нечего сказать? — осведомился Леман, глядя на них.
— Думаю, нечего, — дружелюбно ответил Бентон. — Разве что добавлю, что нам приятно было увидеть Фрейзера. Жаль, что он умер. Он бы обрадовался, что Земля наконец откликнулась на его призыв.
Улыбка медленно расплылась по смуглому лицу Лемана. Он сделал быстрое, странное движение, обращенное к собравшимся, и закрыл портьеры.
— Теперь, когда мы закончили, Дорка проводит вас в центр города. Высшим членам нашего правительства не терпится поговорить с вами. Я очень рад знакомству. Надеюсь, вскоре другие люди с вашей…
— Есть еще кое-что, — поспешно перебил Бентон. — Мы бы хотели побеседовать с вами наедине.
Немного удивленный, Лентон показал на ближайшую дверь:
— Хорошо. Прошу, идите за мной.
Бентон дернул Дорку за рукав:
— И с вами тоже. Это касается вас, и лучше вам присутствовать.
Когда они уединились в комнате, Леман предложил гостям сесть и сел сам.
— Итак, друзья, в чем дело?
— Среди новейших инструментов на нашем корабле есть некий робот-хранитель, который способен прочесть мысли любой жизненной формы, чей мыслительный процесс схож с нашим, — объяснил Бентон. — Быть может, это не слишком этичная, но необходимая и ценная защита. Предупрежден — значит, вооружен, понимаете? — Он лукаво улыбнулся. — Робот прочел мысли Дорки.
— Что? — воскликнул Дорка, вставая. Ошеломленно огляделся, смутился и снова сел.
— Он сообщил, что нам грозит неопределенная, но явная опасность, — продолжил Бентон. — Что по сути вы — наши друзья, хотите и надеетесь ими быть, однако два слова превратят нас во врагов, с которыми следует поступить соответствующим образом. Если мы произнесем эти два слова, нам конец. Теперь-то мы знаем, что не произнесли этих слов, иначе ситуация сложилась бы совсем иначе. Мы выдержали испытание. Тем не менее я хочу знать кое-что. — Он наклонился вперед, пристально вглядываясь в собеседника: — Что это за слова?
Задумчиво потирая подбородок, совершенно не встревоженный услышанным, Леман сказал:
— Совет Фрейзера был основан на знании, которым он не мог с нами поделиться. Мы приняли его, не задавая вопросов, не ведая ни причин, ни мотивов, но понимая, что ему доступна инопланетная мудрость, которой мы не обладаем. Он посоветовал показать вам его гробницу, вещи и портрет. И если бы вы произнесли два слова…
— Какие? — перебил Бентон.
Леман закрыл глаза и произнес их, отчетливо, старательно, словно старинный символ веры.
Бентон откинулся на спинку стула. Ошеломленно посмотрел на Рэндла и Гибберта, которые в ответ уставились на него. Все трое были изумлены, потрясены.
Наконец Бентон спросил:
— Что это за язык?
— Какой-то земной, — заверил его Леман. — Родной язык Фрейзера.
— И что означают эти слова?
— Этого я вам сказать не могу, — ответил не менее озадаченный Леман. — Я не имею ни малейшего представления, что они означают. Фрейзер не открыл нам их смысла, а никто из нас не попросил объяснить. Мы все запомнили и заучили их как предупреждение, которое он нам оставил. Не более того.