Ниточка к сердцу

Эта жалкая парочка вырвана из лап смерти, хотя Вселенная отлично обошлась бы без них. Такие только обуза в предстоящем походе, тогда как любой член экипажа стал бы в помощь.

Еще один счастливчик — долговязый тихоня Ганнибал Пейтон, моторист третьей вахты. Единственный черномазый на борту космолета. Моллет считал вопиющей несправедливостью, что куда более достойные люди навсегда вычеркнуты из жизни, а какой-то ниггер взял да и спасся!

Примерно такие же чувства вызывал у него Малыш Ку — макака желтолицая. Тощий, узкоглазый, зубы торчат. До катастрофы чистил картошку в офицерской столовой. Скрытный, слова не вытянешь… даже имени его настоящего никто не знал. Куок Синг какой-нибудь, но все звали Малыш Ку.

Ну и последний — пассажир с Земли Сэмми Файнстоун — смуглый, черноволосый, крикливо одетый, по слухам, мелкий торговец редкими минералами. Моллет сразу его раскусил. Сэмми — типичный иудей, который не привык пачкать руки честным трудом. Ясное дело, первым залез в шлюпку и занял самое лучшее место, небось и мошну свою с бриллиантами не забыл прихватить!

Короче, шуты гороховые, которые правдами и неправдами пролезают на космические корабли, стремясь в далекие и, как им кажется, лучшие миры. Закаленные астронавты стараются держаться от таких подальше, разве что уж совсем припечет.

Тем временем Саймс продолжал:

— О Вальмии я толком ничего не знаю. Справочников у нас нет. — Он со слабой надеждой обвел взглядом лица. — Может, кому-то известно больше, чем мне?

Все угрюмо молчали, один Моллет буркнул:

— Только слыхал, что такая есть.

— Ну что ж, — нахмурился Саймс, — я помню, что есть спасательная станция и что планета не планировалась к заселению. Значит, условия здесь признаны непригодными для жизни человека.

— А не знаете почему? — поинтересовался Кесслер.

— К сожалению, нет. Полагаю, причины обычные: опасные формы жизни, отсутствие пригодной для человека пищи, атмосфера, которая быстро или медленно убивает человека, такое же солнце…

— А на Вальмии действуют все эти факторы или только один?

— Откуда мне знать? — мрачно ответил Саймс. — Впрочем, если не ошибаюсь, над станцией возведен воздухонепроницаемый купол. Как известно, это дорогое удовольствие, а значит, без него не обойтись.

— Вы хотите сказать, — Кесслер поймал его взгляд, — что у нас совсем мало времени?

— Да.

— И сколько нам осталось жить, неизвестно?

Саймс наморщил лоб, пытаясь найти в дальних уголках памяти необходимую информацию. Знать бы заранее, что она ему понадобится!

— Здесь вроде бы что-то не так с атмосферой, но я не уверен. Когда тебя пичкают данными о десятках тысяч планет, на которые ты в жизни не попадешь… Человек не может помнить все.

— На запах и вкус — воздух как воздух, — заметил Билл Моллет, сделав глубокий вдох, — тяжеловат, но дышать можно.

— Состав воздуха по запаху не определишь, — усмехнулся Саймс, — то, чем мы дышим, может убить через полгода, а может и значительно раньше.

— Стало быть, нам надо быстрей отсюда выбираться, — вздохнул Сэмми Файнстоун.

— Причем всем, не одному тебе, — ядовито прищурился Моллет.

— Он згазал «нам», а не «мне», — заступилась миссис Михайлик.

— Ну и ждо? — окрысился на нее Моллет.

— Тихо, вы! — раздраженно бросил Саймс. — Будете выяснять отношения, когда окажемся в безопасности. Займемся лучше делом. Прежде всего надо похоронить погибших.

Все умолкли. Кесслер и Пейтон вынесли оба тела из шлюпки и положили на фиолетовый мох. Кесслер втащил их в шлюз перед самым стартом, но этим двоим уже ничем нельзя было помочь. Теперь они лежали на жестком мху чужой планеты, под недобрым голубым солнцем, придававшим коже жуткий зеленоватый оттенок. В числе немногих аварийных инструментов в шлюпке нашлась лопата. Сменяя друг друга, они вырыли в темно-красной почве, пахнущей ржавым железом, две могилы и опустили туда тела. Малыш Ку смотрел безучастно, а миссис Михайлик громко сморкалась в тряпку, которая заменяла ей носовой платок. Саймс, сжимавший в руке фуражку с глянцевым козырьком, поднял взгляд к пылающему небу и сказал:

— Флаэрти был католиком. Он умер без священника, но ты ведь не станешь винить его, Господи? У него не было выбора.

Он смущенно замолк, пережидая громкие всхлипывания миссис Михайлик, и продолжал, не опуская глаз:

— Что касается Мердока, то он не верил в Бога, но был честным, порядочным человеком, как и Флаэрти. Господь, прости им те мелкие прегрешения, которые могут быть использованы против них, и даруй отдохновение в последней гавани славных путешественников.

Мистер Михайлик утешал свою жену, похлопывая ее по плечу и приговаривая:

— Ну, полно, мамушка!

Саймс немного помолчал и надел фуражку.

— Аминь.

— Аминь, — тихо повторили остальные.

— Аминь! — произнес и Малыш Ку. Видно было, что он изо всех сил старается вести себя как должно.

Фини обнюхал могилы и тоскливо завыл.