— В десять ноль-ноль, Павел Михайлович. Правда, охранник считает, что, возможно, минут на пять раньше. Но не больше, чем на пять. Операционистка уверяет, что очередей у них и вовсе не бывает, тем более в середине месяца.
Жигарев мялся:
— Ну, мало ли… В девять я приехал. Только вошел — знакомые, остановился поболтать…
— Здесь, пожалуйста, распишитесь. — Строкач был вежлив, но сух. Спасибо. Однако охранника вы миновали в десять. А вообще-то, Олег Константинович, у меня складывается впечатление, что вы решили погостить у нас, пока мы не проверим показания людей, с которыми вы встречались в банке. Да и задержали вас только затем, чтобы вы не успели организовать себе алиби.
— А если алиби нет, что тогда — сажать меня, что ли? Ведь не считаете ли вы в самом деле, что я убийца?
— Если алиби отсутствует — это ничего не доказывает. Но если оно есть — это позволяет однозначно исключить вас из числа подозреваемых.
— Хорошо, допустим, что я пришел в банк без четверти десять. И что из этого следует?
— Без пяти десять, Олег Константинович. Разница существенная, особенно если речь идет об убийстве.
— Да какое, к черту, убийство. Эти двое, они же сами… — Жигарев резко оборвал фразу.
Строкач оживился.
— А вы неплохо информированы.
— Почему бы и нет? Я звонил Светлане, да и слухами земля полнится. Ну что я могу поделать, если никто меня не видел в этом промежутке! В конце концов, могут же у меня быть личные дела…
— Вполне. И все-таки: ушли вы в восемь тридцать и до без пяти десять вас никто больше не видел. Может быть, случайные знакомые на улице?
— Черт, да нет же. Банк в девять открывается, поначалу там толчея, а чуть попозже — в самый раз. Я и прошелся пешочком… В общем, теперь вы меня…
— Нет, вы свободны. Кроме дачи ложных показаний, обвинить вас не в чем. Идите домой, но сочинить алиби вам уже, извините, не удастся. Дальнейшее ваше задержание считаю нецелесообразным. А мои действия можете обжаловать в прокуратуру…
— Да не буду я обжаловать… Здесь расписаться? Всех благ, до свиданья.
Дверь за Жигаревым закрылась совершенно бесшумно. Родюков, подойдя к окну, выглянул на улицу и прокомментировал:
— Смотри, как чешет! Может, и вправду не следовало его отпускать? Посидел бы, поразмыслил… Прыткий парень. Уверен — это он девчонку научил сказать, что ушел еще вечером…
— Уверен, Игорь? Вот и потолкуй с ней еще раз. И если получится — по душам.
— Да проходите же! — Едва отворилась дверь, Светлана торопливо потащила лейтенанта к себе в комнату. — Родители приехали. Папочке вовсе не обязательно совать нос в наши секреты. Он у меня строгий… Вы ведь меня не выдадите, Игорь. Да садитесь, не стойте столбом.
Уселась напротив, озорно блестя глазами, вздохнула.
— Сбылась мечта! Всегда хотела познакомиться хоть с одним сыщиком — и вот, пожалуйста! — Девчонка явно кокетничала.
Родюков вспомнил давнюю прибаутку Строкача.
— Знаете, Светлана, за год мне довелось встретить только одну женщину, которая не сказала бы: какая интересная у вас работа!
— Ох, все женщины одинаковы, — Светлана засмеялась, поглядывая на дверь. — У вас, наверное, большая практика?
— Я бы не сказал. Давайте-ка все-таки проясним один вопрос: когда от вас утром ушел Жигарев.
— Ну, все, конец лирике. Вы имеете в виду Олега? Я спросонок на часы и не посмотрела. Проводила его и легла досыпать. Может, вахтер скажет. Или вот еще что: я, когда его выпустила, посмотрела в глазок — к соседям входил какой-то мужчина… я его видела со спины…
— Может, Дмитрий Дмитриевич?
— Нет, точно не он. Он ведь высокий — где-то метр девяносто, тот был, пожалуй, ростом с меня, но широкоплечий, сутуловатый. И вообще — глаза у меня слипались…
Выйдя из квартиры Турчиных, Родюков начал было спускаться, как снизу послышались торопливые шаги. Лейтенант перегнулся через перила.
— Павел Михайлович?!
— Собственной персоной. Не собирался, но все же решил подъехать. Ты от Светланы? Отлично. А теперь — этажом ниже.
На площадке третьего Строкач поочередно нажал две кнопки звонков. У Теличко царило мертвое молчание — дверь не пропускала звуки, из соседней же доносились заливистые трели, потом послышались шаги, лязгнул замок и на пороге возникла статная фигура подполковника ракетных войск в полной форме и с наградными колодками на груди.
— Скалдин, Степан Макарович, — отрекомендовался военный хорошо поставленным голосом, привыкшим к команде. — Знаю о том, что случилось, тетушка рассказала, Октябрина Владленовна. Заходите, поговорим.
Однако двинувшемуся было следом лейтенанту преградил путь сам Строкач.
— Погоди, Игорь, — я быстро. — И — подполковнику: — Чем дольше работаю с людьми, тем больше убеждаюсь — подлинное взаимопонимание возможно только между двоими. А, впрочем, что это я? Вы ведь и сами столько лет на ответственной работе.
— Ого, и биография моя известна? — добродушно изумился Скалдин.
— В общих чертах. Вы ведь человек военный, секретность и все такое… Но то, что вы сегодня утром вернулись из загранкомандировки, вам сохранить в тайне не удастся.
— Другие времена. Конверсия!