Затем он развернулся и пошагал прочь. За ним последовала троица Лестрейндж. Я провожала взглядом его удаляющийся силуэт, и едва не обомлела, осознав, где он решил обосноваться.
Волдеморт выбрал комнату, где висит единственный портрет в замке, который молчит. На нём изображена шестнадцатилетняя Эржебета Батори с квадратным кубком в руке. Её глаза отмечены печатью скорби по уходящей юности и красоте. Странная грусть охватывает каждого, кто долго всматривается в этот портрет, ведь начинает казаться, будто Графиня посвящает его в тайну, что здесь пришёл конец детству и отрочеству — не только её, но и каждого, кто войдет в Ньирбатор.
Эржебета изображена в чёрном бархатном платье в пол, полностью закрывающем руки и шею, с россыпью рубинов на плечах. По настоянию госпожи Катарины мое будничное платье было сшито по этому образцу. Госпожа говорит, что это ради замка, ведь духи рода охраняют его и ничего не требуют взамен, кроме почтения, которое также выражается в достойном внешнем облике. Но в ту комнату мы стараемся не заходить. Молчаливый портрет — это не благость, как может показаться на первый взгляд, а угроза. О содержимом её кубка мы даже не подозреваем. Духи рода охраняют замок и нас вместе с ним, но не стоит забывать, что это благодаря крови, а не какой-то эфемерной силе любви. Кровь, в свою очередь, таит в себе много непредсказуемого.
Должно быть, мысль о том, что Эржебета никогда не состарилась, будоражит Волдеморта до умопомрачения. Но она-то не убегала от смерти. Только от тлена. На ободке кубка значится надпись «pulchritudo victoria», то есть «красота — победа».
А он наметился победить смерть.
Но почему я так его испугалась? Можно подумать, я уверена в непоколебимости земли под своими ногами. Волдеморт может вколотить меня в гроб в любую минуту, а во гробу мне уже не найти никаких положительных сторон. Ответ, наверное, заключается во всеобщем страхе перед ним, в сплетнях, которые мне довелось слышать о нем, в самом его образе жизни, покрытом неприкасаемой тайной. Ко всему этому примешиваются зверские методы, которыми он поддерживает свой террор.
— Белла так явно выказывает Лорду свою страсть, что будь её муж на его месте, он бы кудахтал от восторга, — зорко подметил старик Шиндер, рассеяв мои тяжкие думы.
====== Глава Двадцать Вторая. Тот-Кого-Я-Боюсь ======
Понедельник, 11 февраля 1964 года
Вернувшись в Ньирбатор, я умчала в свою комнату, чтобы взять тетрадь, которая обязана удостоверить мою компетентность. Возможно, мне повезёт, и она выступит годным посредником в общении с Лордом, и мне не придётся много говорить или хуже — слишком часто поднимать взгляд, чтобы отвечать на его вопросы.
Схватив тетрадь, я выбежала наружу.
О присутствии чужака в замке можно узнать, взглянув на герб Батори, который висит у нас над входной дверью: зеленый дракон в червлёном поле обхватывает тройку серебристых когтей. Согласно семейному преданию, великий чародей Витус Гуткелед вызвался убить дракона, который поселился в медье и лакомился местными магами. Витус пренебрегал волшебными палочками, ведь у него было заколдованное копье: тремя ударами этого копья он сразил дракона и в награду получил от местных землю, на которой воздвиг Ньирбатор. Благодарные волшебники прозвали его Bathor, то есть мужественный. От него и произошел весь род. В XII веке Батории избрали свой герб, исходя из этого предания.
Если чужак в доме, серебристые когти мгновенно чернеют. Меня всегда удручала мысль, что приходится выбегать за дверь, чтобы узнать, есть ли кто в замке, ведь трансгрессировать на территории родовых замков могут только домашние эльфы. А Фери слишком любопытен, чтобы его туда-сюда гонять. Начнёт ещё задавать лишние вопросы, будет бросать украдчивые взгляды. Он бывает таким несносным!
Взглянув на часы, я увидела что стрелка показывала без двадцати семь. Я единым духом одолела ступеньки лестницы со своей комнаты на третьем этаже. Когти не почернели.
Через пять минут я повторила то же самое. Когти не почернели. Ровно в семь я снова выбежала: когти не почернели. Одолевая шестой пролет лестницы, я ощущала возрастающую ярость.
Внезапно на первом этаже послышались шаги, и я в ужасе похолодела. Ошибки быть не могло — кто-то действительно ходил по замку. И казалось, что этот кто-то даже не пытался ступать осторожно — словно он расхаживал по собственному жилищу.
А сейчас ещё поднимется на четвёртый этаж!
Я рванула наверх что есть духу, и мне казалось, что я одолевала сотню лестничных пролётов.
Оказавшись на четвертом этаже возле четвертой комнаты, я прислонилась к стене, чтобы отдышаться и найти мало-мальски достоверное объяснение такому неподобающему поведению со стороны Волдеморта. Спроси в любого мага в медье, знают ли они хоть единого лорда, который позволял бы себе опаздывать, они ответят, что нет, ведь подобное может подорвать его репутацию в глазах окружающих или совсем сгубить его доброе имя.
Доброе имя Волдеморта... Несомненно. А часы в конце коридора показывали без четверти восемь.