Сегодня ударили сильные морозы. В такие дни вьюга останавливает все маггловские поезда, а в горной местности медье козы и олени массово встречают свою смерть. Волшебникам, однако, запрещено вмешиваться в естественный порядок. Госпожа говорит, что должны выжить сильнейшие, и только магглы этого не понимают и тщатся придать продуктам распада особый вес. Зима наносит удар в сердце всякой жизни, но это моё любимое время года, и для меня нет ничего прекраснее Ньирбатора в лучах солнца морозным утром. Даже подходя к концу, здешняя зима вдруг снова оживает, как утихшая боль, которая пробуждается с новой свирепой силой.
Проснувшись утром, мне не хотелось вылезать из кровати, не хотелось ничем заниматься. Мысль о приезде Лорда Волдеморта удручала меня нестерпимо. А вдруг Ньирбатор отвергнет его прямо с порога? Не зря Мальсиберу здесь скверно жилось; странно, что духи рода вообще не растерзали его за непочтение. Ему бы только заполучить наследство, поэтому увалень дурачит госпожу, будто ему здесь сказочно жилось.
Я лежала на кровати, сверля взглядом книгу на ночном столике. То, что я уже прочла в «Розе ветров», сбивает меня с толку. В каком-то смысле я разочарована. Я ожидала найти что-то более определённое, но во всём, что я прочитала, обнаружилась едва ли не насмешливая пыль в глаза, ещё менее осязаемая, нежели фрагменты из «Mors Victoria», зачитанные мною до дыр. По мере того как я читаю, чувство опасности всё глубже заползает в мою душу. Дело, за которое я взялась с вынужденным энтузиазмом, выйдя из сферы загадок Миклоса и кентавров, начало обретать зловещие черты. Ума не приложу, как эти события нашли своё отражение в сумбурных детских снах? Значит ли это, что семи крестражам суждено сбыться?..
Признаться, мне было бы любопытно понаблюдать за Лордом сугубо с научной точки зрения. Наверняка Годелота хватил бы удар, узнай он, что кто-то кроме него будет вот так клепать крестражи. А я убеждаю себя, что выполню задание Лорда с тем большим рвением, что оно вполне отвечает моей собственной любознательности.
Изучая «Розу ветров», я убила добрых полдня, чтобы разобраться в абстрактных притязаниях своего предка, которые он счёл нужным задокументировать, при том, что последние годы жизни и смерть Годелота окутаны столь же непроницаемой завесой тайны, как рождение и юность его сына Гереварда. «Роза ветров» позволяет предположить, что Годелот преуспел в своих самых безумных дерзаниях, — и это вызвало в моей душе приступ паники. Прислонившись к холодной каменной стене, я некоторое время приходила в себя, одновременно пытаясь найти мало-мальски правдоподобное объяснение тому, что прочитала. Множественный крестраж — уж не граничит ли этот гений с самым настоящим слабоумием?
В какой-то миг я заснула над книгой. Мне снилось, что в Ньирбатор просочился смрад Албанского леса — петрикор проник в каждый закоулок замка, и несколько ползучих гадин проникло внутрь, более того, они расплодились в таких страшных количествах, что всё вокруг провоняло ими. Смрад Албанского леса был наподобие терпкого мускусного болота, королевства разнообразных рептилий и их миазмов. Представшие моим глазам галлюцинации были явно навеяны содержанием «Розы ветров».
Книга, память о которой я лелеяла все эти годы, вызвала в моём мозгу зародыш кошмара.
Подавая мне обед, Фери вдруг заговорил нравоучительным тоном: «Юная госпожа Присцилла! Лучше вам держаться подальше от этого Розье. Таким типам что мужчину прихлопнуть, что девушку — разницы никакой!»
Дело в том, что записка Розье сделалась мне закладкой для «Розы ветров». За обедом я читала книгу и даже не заметила, как эльф через моё плечо успел прочесть записку, сделать выводы и вынести приговор. Глаз у него такой зоркий, что заслуживает наказания, но я лишь пригрозила ему, что госпожа не должна об этом узнать. «Если у вас такие серьёзные чувства, — напутствовал Фери, — то тем более она должна знать, и господин Гонтарёк тоже». Я втолковала Фери, что никто не должен знать о чёртовой книге, а о Розье пусть несёт что угодно. Тогда он извинился и начал было тянуть себя за уши, чтобы их оторвать, но я вовремя отослала его мыть полы.
Когда я поинтересовалась, убрал ли он труп из чулана, эльф ответил, что замок не разрешает его выбросить и никакие заклятия по уничтожению не действуют на «останки свинского человечишки».
«Пусть лежит! — бодро прокудахтал Фери. — Госпожа верит, что замок поглотил его душу, и вы теперь питаетесь ею»
Если маггловской душой можно питаться, значит, есть логика в том, что в 1942 году сюда пустили репортёра. Рассудительность госпожи является для меня надёжной опорой, лишившись которой я бы ощущала себя Эржебетой без Батори.
Пятница, 8 февраля
Сегодня зимнее солнце светило жутко ярко, глазам без заклинания затемнения было по-настоящему больно. Сильный ветер не раздувал снег, а гнал его волнами кругом по земле. Метель, завывая, кружила вокруг Ньирбатора, но замок неприкасаем: снег, едва дотронувшись, тотчас таял с болезненным шипением.