Ньирбатор (СИ)

— Как кто, милорд? Родственники. То есть одна я.

От неудачи с зельем и полоумного вида госпожи у меня совершенно развязался язык. Я начала жаловаться на свою жизнь, неосознанно обматывая вокруг шеи косу, будто наглядно демонстрировала, что я в петле.

— ... представьте себе, это бремя пало на меня. Гадкий Мальсибер думает, что отсидится в своей Англии, а потом явится за наследством. Я здесь в одиночку должна нести это бремя, а у меня в жизни иное предназначение. Если вам до госпожи нет дела, то подумайте обо мне, милорд. Я бы целиком отдалась хоркруксии, но половину моих мыслей занимает беспокойство о госпоже. Вы ведь самый талантливый и сведущий волшебник, наверняка вы знаете, что в таких случаях можно предпринять.

Выслушав моё излияние, он на миг отвернул голову к бюсту Витуса, словно спрашивая: «Какого мозгошмыга я здесь делаю?»

На пороге гостиной появился Фери с подносом, на котором были три чашки с дымящимся чаем из мальвии чёрнобузинной. Похоже, эльф, как истинный обитатель замка, почуял моё настроение и пришёл меня поддержать. Лорд на сей раз не побрезговал этикетом и принял чай. Морщинистую мордочку Фери озарило удовлетворение, но, увидев, что госпожа пребывает в состоянии прострации, он скорбно покачал головой.

Лорд попивал чай, поглядывая то на меня, то на госпожу.

— Я был в твоей комнате зелий, — сказал он в конце концов. — Видел, что ты в том котле намешала. Это ни в какие ворота не лезет. Ты что, отравить её пытаешься? Чему тебя учили в Дурмстранге?

Его упрёки сразили меня наповал. Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули от гнева, обиды и страха. От всего понемногу. Я отрывистым голосом объяснила ему свойства этого зелья.

— Нет-нет, это полная ерунда, — отрезал он. — Присцилла, ты совсем уже не соображаешь. По-видимому, в моей комнате ты потратила все свои силы на то, чтобы казаться сообразительной, а теперь я вижу лишь испуганную недоучку.

— Тогда научите меня, милорд, — тихо взмолилась я, чтобы не закричать.

От накопленной, безвыходной злости торшер вдруг подпрыгнул и отлетел в угол, с размаху ударившись о стену. Облако из штукатурки на миг зависло, а затем посыпалось на ковёр. Замок издал противное брюзжание. Лорд зашёлся смехом. Госпожа опять махнула рукой в неопределённом направлении. Мне хотелось расплакаться от осознания тупого гротеска своего положения.

Лорд поднялся с кресла с тяжёлым вздохом, словно просидел там лет сто. На его лице красовались равнодушие и смех. Смех и равнодушие. И ничего больше. Он направился к двери, а я смотрела ему вслед, чувствуя, как обида захлёстывает меня. Лорд медленно обернулся и промолвил своим обычным холодным тоном:

— Возле котла я оставил рецепт. Зелье моего собственного изобретения, оно смягчит симптомы этого... расстройства. Учись его варить, Присцилла. Не научишься — так тому и быть.

Комментарий к Глава Тридцать Четвертая. Профессор Сэлвин Немного об именах.

Барон Стефан Баторий — единственный Баторий, который пришёл мне на ум, хотя то был не барон, а король.

Катарина — последней Батори может быть только Катарина. Так продиктовало подсознание;)

Агнеса — для норовистой подруги хотелось подобрать имя обманчиво безобидное и скромное. На ум сразу приходит «Агнес Грей» Бронте.

Фери — тот же Фицко, горбун Графини Батори, соучастник её преступлений.

Миклос — это старовенгр.произношение имени Миклош. Так звали одного из детей Батори.

Алекс С. — имеет прототипа, тот ещё профессор. Вылитый Пол Беттани.

====== Глава Тридцать Пятая. Железная Дева ======

Пятница, 12 марта 1964 года

Сегодня я проснулась, когда первые проблески рассвета забрезжили в небе. Ветер, начатый глубокой ночью, продолжал свой свистящий вой. Ещё не полностью выпорхнув из сонной неги, я раздвинула портьеры и выглянула в окно. Вокруг Ньирбатора было безлюдно. Обычно уже на рассвете деревня вытряхивает из своего чрева всех обитателей и они высыпают на улицы подышать воздухом, поговорить, поколдовать — жизнь подле Ньирбатора во всём великолепии и непритязательности. А сегодня какая-то пустошь. На дымоходах домов сидело много ворон, их карканье звучало несколько опереточно. Из людей я увидела только грозного выпивоху Исидора. Его лицо было таким алым, как мундиры наших полицейских, которых больше не сыскать ни в медье, ни на белом свете. Он рассматривался и лихо плевался. Похоже, он искал Миклоса, — значит, тот снова не ночевал дома — значит, ходил к кентаврам. Дорога в Дурмстранг для него теперь окончательно закрыта.