Сегодня выдался довольно насыщенный день. Я пригласила к себе Агнесу — и она пришла не с пустыми руками, чем очень порадовала меня. Она принесла рукопись зелий, изобретенных Каркаровыми. Я немало удивилась такой щедрости. Забавно, что после всех тех мучительных подозрений и отстраненности мы с ней сблизились, чудеса да и только.
Хотелось бы сказать то же самое о Вареге, но, увы. Я лишь надеюсь, что он не слишком сердится на меня, а погружён в свою алхимию. Кто на самом деле на меня донёс, мне предстоит узнать. Но меня уже немного попустило; я не буду больше мучаться, а как-нибудь спрошу у Лорда. Он-то всё знает. Скажет или нет, не знаю, но спрошу всё равно. Предателю я обязательно отомщу, а Беллатрисе — при счастливом стечении обстоятельств.
На втором этаже я выбрала небольшую комнату, из которой решила сделать новую комнату зелий. Агнеса развлекала меня шутками, пока Фери был занят обустройством. Мимоходом Агнеса обмолвилась, что приобрела такаро, ведьмино одеяло Мири. Я немного опешила, посчитав это оскорблением памяти погибшей. Агнеса заметила это, ухмыльнулась и сказала: «Сейчас не время раскисать, нужно мыслить хладнокровно. Такаро вследствие насильственной смерти обладает мощной энергией. Если б я купила его не для себя, то подарила бы тебе».
Полагаю, эта реплика имела целью задобрить меня и смягчить негодование, — и у неё получилось. Насильственная смерть. Теперь-то я знаю, как умерла Мири. От рук ли Каркарова? Вполне возможно. Но я не хочу знать подробностей. Сабольч-Сатмар-Берег узнает обо всём раньше меня. Я живу за этими грозными стенами и до сих пор верю, что духи Ньирбатора защитят меня, хотя они не защитили меня от пламени. Эржебета не защитила меня, когда я едва не окочурилась под парализующим взглядом змея.
Фери, подслушав о такаро, не упустил случая поумничать: «Видите, юная Присцилла! Барон вам голову морочил какой-то Диадемой, а тут рядышком такой артефакт пропадает! Лучше синица в руке, чем журавль в небе. Юная Агнеса такая прозорливая!»
К слову, госпожа наказала Фери, как того требовал Лорд — наложила заклинание, которое преобразовало оранжевую кухню в грязновато-серую. Этот цвет вызывает в эльфов чёрную меланхолию. Когда я прошмыгнула утром в кухню, я увидела, что Фери сидел на уголке каминной решетки, такой низенькой, с двумя перекладинами для тарелок. Он сидел, укрывшись полотенцем и раскачивался как полоумный. Его большие уши, так не соответствующие размерам его фигурки, качались взад и вперёд вместе с его крохотным телом. Я была поражена, увидев эльфа в таком жалком состоянии, и приказала ему немедленно стряхнуть с себя чёрную меланхолию и найти себе запасную кухню. Фери разрыдался и принялся бегать по кухне взад и вперёд, пока не запыхался. Он перенёс все свои пожитки и кухонные принадлежности в одну из подвальных комнат, и сказал, что он мне «должник навеки». Фраза довольно-таки многообещающая. Не знаю, сколько должно длиться наказание, ведь Лорд счёл его образцовым. Не исключаю того, что он решил омрачить жизнь эльфа пожизненно. Когда я спросила, правда ли то, что Лорд сказал о насекомых, Фери завизжал: «Я не знаю! Я отродясь там не был! Но, молю вас, не наказывайте меня! Я боюсь госпожу Молчунью! Даже двери той комнаты вселяют в меня ужас и вгоняют меня в дрожь!»
Мы с Агнесой разговорились и я рассказала ей о трупе в чулане. Она совсем не удивилась и заметила, что такому замку требуется регулярное подношение и что душа репортёра не сможет питать нас вечно. «С духами Ньирбатора нужно сотрудничать, — я размышляла. — Надо будет приволочь какого-нибудь маггла и запереть в чулане. Духам понравится и они будут мне благоволить. Это уже, собственно, два маггла: одного — Годелоту, второго — замку. Мне лишь нужно задобрить тех, кого Ава собиралась изгонять. Всему ценному полагается жертва».
Агнеса призналась, что недавно провела обряд жертвоприношения у себя дома. Она замордовала маггла прямо в своей бежевой комнате, затем перевалила труп через подоконник, протиснула в окно и сбросила в сад. «Он такой жирненький был, — она рассказывала. — Тяжело рухнул на клумбу, мамины цветы смял. Но я стёрла ей память о том, что она их выращивала»
Она назойливо стала расспрашивать, где я собираюсь праздновать свой день рождения. Я ответила, что рано ещё думать, десять дней в запасе.
— Соблюдём традиции тёмных волшебников, — заговорила она нравоучительным тоном. — Справлять будем в доме умершего насильственной смертью. Пойдём к Мазуревичу.
У меня сердце упало куда-то низко, низко.
— С чего это мне праздновать в том вонючем домишке? — спросила я с напускной небрежностью. — У Мазуревича ведь эльфа не было, там наверняка грязь, паутина ветхая...
— Тем лучше, — резво подхватила Агнеса. — Можно будет провести ритуал для сохранения упругости груди.
— Если тебе так не терпится напялить на себя магглову паутину, — ответила я, — ты можешь сделать это хоть сейчас.
— Нет-нет, это особенный день. Я же для тебя стараюсь! След на доме колоссальный. Авады не было, но кровищи-то сколько, красота да и только.