Нина Горланова в Журнальном зале 2007-2011

– А ведь я тоже люблю, вы знаете! Кого! Лещенко! Да-да! Как он запоет, я не своя стаю, Виталий это замечает и кулаком то по телевизору бьет, то по башке мне, то по телевизору, то по мне!.. А чего сделаешь – люблю я его.

– Выпьем за Лещенко, – предложила Надежда Михайловна. – Да, Полина?

Полина не ответила. Виктор Алексеевич обратился к ней как к самому разумному человеку:

– Вот бабоньки, – перепились! Не можете, так не пейте!

– Спасибо за угошшэннё! – грянуло вдруг из угла, где сидела бабушка.

– Папа, я спать пошла, – принесла портрет юная художница. – Вот, закончила.

– Ох! – воскликнула Лидия Павловна, глядя на портрет. – Вылитый Лещенко!

– Иди спать, иди, – отослал быстрее внучку Виктор Алексеевич. – Хоть бы ребенка-то постеснялись! Лещенко. Откуда он, Лещенко, тут? Да, Полина?

– А я тоже, – ответила Полина, – любила. И знаете кого? Безуглова из передачи “Человек и закон”. Да-а. Он человек очень разумный, много знает, а я это всегда уважаю в мужчине. Но вот уже десять лет почти, как он умер...

– К кому же ты тогда поедешь? – спросил Виктор Алексеевич. – Надя вот – к Петруше, дочь – к Окутажаве, Лидия Павловна – к Лещенке, он ее ждет-не дождется. А жена Лещенки обо мне, наверно, мечтает. Ждет-не дождется.

– Не в этом дело. Я долго вспоминала об нем, а теперь опять вот выбрала: Пескова из передачи “В мире животных”. И тоже он такой разумный, много знает, я его полюбила всей душой.

И она зарыдала.

АЙ-ЯЙ, ТУМАН В ГЛАЗАХ

В соавторстве с Вячеславом Букуром

– Что вы здесь такие сидите? – закричала Лена. – Сами хотели сосватать меня с букинистом!

– Он теперь бывший букинист: уволен после запоя. Заходил к нам. И знаешь, уже пахнет.

– Русью? – запечалилась Лена. – Русью пахнет? А может, я бы его переделала… – В ее голосе появились золотисто-теплые тона, как в хорошем вине.

– Нет, говорили хозяева, у него раньше нос был идеологического цвета, теперь цвет государственного флага сменился, и у него нос опять совпадает – там явно проглядывает триколор… Но Лена запустила в них убийственным аргументом:

– Мне, опять, что ли, на батуте в новогоднюю ночь прыгать! В обществе таких же пятидесятилетних дур, как я…

Она работала администратором в театре, куда к новогодним каникулам всегда привозили батут для кипучих детей.

– А по статистике, одинокие женщины живут дольше, чем замужние.

– Не нужна мне такая долгая жизнь. Зачем она?

– Возможно, мы тебя познакомим! Но с другим – с Михалычем! Если он придет, – хозяева стали нахваливать нового соседа по подъезду, которого все зовут Михалычем, а на самом деле он – Вадим Бориславович (овдовел, с детьми поменялся, сам в однокомнатную сюда). – Первый тост: чтобы гости не переводились!

Лена слушала, становясь все более губастой. Она сделала себе к вечеру прическу в виде двух рек волос, протекающих по обе стороны лица.

– Кем же работает Михалыч, – поинтересовалась она.

– Есть такая профессия – хижины украшать.

– Дизайнер, что ли? Ну что ж, я тоже из интеллигентной семьи. Моя бабушка в тридцатые годы играла в казино.

– Главное, не пьет наш Михалыч, – отчаянно твердили как заклинание хозяева. – Выпивает, но не пьет.

Этими заклятьями они боролись с образом пьющего сына, который то отдалялся, то назойливой мухой зависал над каждым.

– Ну что вы забуксовали: сын, сын. Сделайте же что-нибудь: почешите себя под правой коленкой… Думаете, трезвенники всегда лучше? Вспомните, как подсунули мне непьющего. И что же? Он предложил покурить анаши.

Тут пришли Хромовы, и Лена кинулась к ним: у вас-то с сыном все в порядке – Гоша ведь не пьет, не курит, в школе – золотая медаль, а в вузе – красный диплом!

– И сам он у нас красный, – гости выглядели еще более загнанными, чем хозяева.

Они рассказали, разбивая подступающие слезы мелкими стопками, что их Гоша вляпался в троцкизм, ходит в их кружок.

– Вчера снова Гоша был на троцкистском кружке, – в отравленном оцепенении продолжала Инна Хромова. – Ходили они по стеклу.

– По стеклу! Тогда это кружок имени Рахметова какого-то.

– Платят за это стекло психологу… чтобы научиться впадать в транс. Гоша говорит: нужно быть особым человеком для будущей борьбы с глобализмом, – тут стопка вовремя не подоспела, и мать троцкиста зарыдала: – я ему одно – миллионы погибли из-за таких идей! А он, как робот: “Потому и погибли, что не понимали своего счастья”. Я ему: “Да Троцкий не лучше Сталина был бы”.

Родители пьющего вынесли приговор: все коммунисты – шизофреники.

– Значит, наш Гоша болен? – спросил Игорь Хромов. – Но нет, если бы шизофреники, то были бы не виноваты.

Лена смотрела на друзей, как на капризных богачей: у них есть сыновья! А у нее уже не предвидится. Тут между всеми обнаружился кандидат в ее кавалеры, украшатель хижин.

И в самом деле оказался – ну один к одному Михалыч!

Он и до этого подозревал, что его приглашают не просто так, а знакомиться. Ну а что, дома лучше, что ли – сжимающие тоскливые силы трамбуют тебя почти до точки.