Нина Горланова в Журнальном зале 2004-2006

Характер счастливый у моего друга! В нем клубится невидимая вечность доброты. Но и видимая — через поступки. Арнольд — психолог по профессии. Психологи в жизни редко бывают простыми, ведут себя, как мэтры. Но он не такой. Ненавязчиво умеет успокоить. Помню: моя средняя дочка в детстве была полнушкой и страдала от этого. Арнольд однажды ей сказал:

— Если я вижу: стоят две продавщицы — худая и полная. К кому подойти? Я всегда иду к полной, она добрее.

Но все же не так уж и прост наш Арнольд. Когда я предлагаю ему закусить сыром, хотя он уже загнулся, он отодвигает от себя тарелку:

— Нет, это не для белого человека!

Вскоре после ухода гостя пришел муж. Я ему рассказала про примирение с Арнольдом:

— Одно испытание позади, но впереди — встреча с другим прототипом! На днях выйдет из печати мой роман, где изображен Щ. И уж он-то меня точно прибьет за это!

И муж стал говорить: да, Щ. придет к нам — в кармане торчит что-то страшное. Ты подумаешь — монтировка… а он достает — это та же бутылка коньяку, только очень дорогого, потому что Щ. сильно разбогател за эти годы. “Выпьем, Ниночка! Спасибо, что напомнили мне мою молодость”.

Да, роман-то написан двадцать лет тому назад — там буйный он очень, наш Щ. А теперь постарел, говорят, сильно болен. Жена его месяц назад просила молиться за его здоровье, и я молюсь каждый день.

— А ты ему: за прототипство спасибо!

— Ничего себе — я столько от Щ. в жизни перенесла!

Он говорил:

— Оська Бродский — мой приятель по ленинградской юности.

— Приятель? Вам повезло!

— Это ему повезло. Я-то не в восторге от него был…

Муж смеется: ЭТО разве только одно ты от Щ. перенесла?

Да, что же я за глупости мелю, не в отношении к Бродскому дело было. На самом деле мы оба знаем, что пришлось пережить от Щ., но не хочется сейчас об этом говорить. В общем, легли мы на диван и включили телевизор. В это время стул, стоящий у стола, вдруг… повернулся! Стоял так, а стал иначе.

Мы посмотрели друг на друга. Я сказала:

— Дети, наверное, ниточки привязали к ножке, с кухни дергают.

Муж встал — никаких ниточек нет. Да и детей на кухне нет, они в детской.

Не успели мы это чудо хоть как-то осмыслить — звонок в дверь. Это Лина пришла.

— Ребята, простите, что я так поздно! Я — знаете откуда? С поминок. Мы ведь сегодня похоронили нашего Щ. Да. Жалко его. Очень жалко.

Мы рассказали Лине, как стул повернулся. Сам по себе. Лина заахала на вдохе. Я предположила: может, это так покойничек дал нам понять ОТТУДА, чтоб мы не боялись публикации романа?

Но никогда эта странная история так и не прояснилась.

Я пишу эти строки в ноябре 2003 года, когда уже многие газеты опубликовали… в общем, я уже знаю про скандал на Франкфуртской книжной ярмарке, когда прототип дал пощечину автору.

И нет мне покоя. Я, конечно, стараюсь вычерпать из себя всю любовь — до капли! К героям любовь. Но если прототипы и дальше будут обижаться, то винить можно только себя. Мало любви, значит, было…

Что же делать — как жить и писать?

Ответ пришел по телефону. Позвонила старшая наша дочь Соня.

Но сначала — предыстория. Я дружу с племянницей Булгакова. И однажды в Москве, будучи у нее в гостях, выпросила шишку пинии. Их много там стояло, а мне хотелось что-то дома иметь от Булгакова как бы. Все-таки Михаил Афанасьевич крестил Лену (Елену Андреевну). Ну и эта шишка пинии… В общем, Е.А. держала в руках ее.

А наша Соня знает чуть не наизусть “Мастера и Маргариту”. И она выпросила у меня эту околобулгаковскую шишку пинии…

— Мама, помнишь ту шишку пинии? Ну, за эти годы она запылилась, я ее решила вымыть. Раз — под кран! И слышу треск. Представляешь: это шишка стала закрываться — видимо, в ней заложено, что семена нужно спасать… И трещала целый час! Пока не закрылась полностью. Причем некоторые чешуйки даже сломались от усердия. Она, может, еще в Москве лет десять стояла и сохла, да? Но какая сила заложена! А потом высохла и снова раскрылась. Старая шишка, но героически спасала семена! За это можно тост сказать.

И тут муж прочитал этот рассказ, выхватывая с экрана компьютера не успевшие застыть строки:

— Почему ты меня Славой называешь здесь! — насупился он. — Почему я не Жорж? Непременно я должен быть Жоржем.

Пермь

* * *

Журнальный зал | Отечественные записки, 2004 N5 | Нина Викторовна Горланова

Оригинал статьи, другие материалы по этой проблематике и новые поступления смотрите на сайте «Отечественных записок».

Анна Сидякина. Маргиналы (Уральский андеграунд: живые лица погибшей литературы). Челябинск: Издательский дом «Фонд Галерея», 2004. 312 с.

Маргинал не любит нал —

подавай ему скандал.

(народное)

Но у остальных все книги вышли

после смерти. Это как раз то

поколение поэтов — не признанное, что ли,