Нина Горланова в Журнальном зале 2004-2006

— Ой, — кричу в трубку, — я в цейтноте! Завтра еду в Москву — срочно дописываю рассказ…

— Нина, я давно понял, что у тебя только два состояния: первое — ты очень больна и не можешь принять гостей, второе — ты едешь в Москву и вся в цейтноте. Я приду всего на полчаса.

Ну, думаю, что же будет-то?! Неужели он идет выяснять отношения? Муж придет только в девять часов вечера. Страх меня обуял. Но на всякий случай ставлю чайник, режу сыр.

Вспоминаю, как вчера, на дне рождения Агнии, девочки устроили гадание на открытках — написали сами разное и мне предложили тоже поучаствовать. И выпало вот что: “Завтра не падай, когда что-то узнаешь!”. Как бы не упасть…

Встаю перед иконами и начинаю молиться: “Господи, спаси меня!!! А ты, Пикассо, отойди от Христа!” (это я двигаю стекло в шкафу, где икона — дело в том, что на стекле приклеена репродукция “Женщины с вороном”, она-то и наехала на плечо Спасителя).

Прошло два часа! Чайник остыл, а гостя все нет. Сыр уже подсох (кончики сырных треугольников загнулись кверху). Как бы и мне не загнуться.

Когда-то Арнольд учил меня: если тебе страшно, нарисуй свой страх. И вот я беру лист бумаги, ручку, пытаюсь нарисовать. Получается что-то… кто-то вроде муравьеда с длинным узким носом — нечто в стиле Шемякина. Но страх не уходит, увы.

Агния видит, что я вся красная — хотела окропить меня святой водой, но резко взмахнула бутылкой и налила мне полное ухо святой воды. Однако после этого в моей голове стало яснее, волнение улеглось. Арнольда все нет. Наверное, он раздумал приходить. Просто так — попугал…

Я включила телевизор. Там показывают ковры по рисункам Кандинского и Миро. Думаю, что Кандинский и Миро ТАМ довольны этими коврами. Или нет? И вдруг испуг снова написался в голове прямо словами: как же я буду умирать-то? Прототипы узнают, что мне плохо, будут злорадствовать…

И тут — звонок в дверь. Арнольд вошел, снял пиджак и натужную маску с лица. Выставил бутылку коньяку. Сейчас начнет с излюбленной фразы: “Сардонизм еще тот”.

— Нина, представляешь — сардонизм еще тот! Иду я к вам, а навстречу мне…

— Ой, — нервно перебиваю я, — Славы нет, а я же не могу выпить!

— Ничего, ты выпьешь одну рюмочку за примирение. И депрессию снимешь — у тебя на лице она написана.

Мой муж говорит, что в старости реже бывает депрессия. И это правда. Всему ведь радуешься: что утром встаешь, Господь с нами, работа идет… Тут я спохватываюсь и замолкаю. Такая у меня работа, что друзья бросают потом!

Между тем, гость разливает коньяк.

А наш кот Кузя в это время сбросил с батареи половую тряпку — играет с ней.

— Что, Кузя, пол мыть собрался? — Арнольд чокается со мной. — Нина, чего ты так смотришь? Это я должен смотреть на тебя с чувством законной настороженности… ну, мы много пить не будем, а то появится чувство незаконной привязанности…

Я выпила три глотка — коньяк дает такое ощущение, что изнутри растет сила. Это хорошо! Силы мне сейчас явно понадобятся.

— Вот что, Нина, у тебя все типы в рассказах — одни и те же.

Началось! Сейчас будет вразумлять, критиковать, уличать, а потом и обличать.

— А у Достоевского, — защищаюсь, — вообще только два типа: бес и идиот.

Повисла мхатовская пауза. Святая Нина, моли Бога обо мне!

— Ладно… Нина, я хочу одну историю рассказать. Может, тебе куда пригодится. Помнишь Лилю? Ту самую, которую жених украл прямо в школьной форме. Они потом развелись, и вот вчера — представь — на Лилю напал маньяк! Нанес восемь ножевых ран. Но пустяковые ранки. Она подозревает, что его муж подослал…

— Бедная Лилечка! — я записываю сюжет. — За что такое? Помню ее слова: если в день не потрачено много денег, то день прошел зря…

Гость нервно налил себе в рюмку и быстро выпил:

— Я так и знал… началось. Ну почему, Нина, почему ты всегда ищешь причину в плохом?

— Неправда! Далеко не всегда я ищу причину в плохом.

— Но у тебя в рассказе я — не я, а какой-то Залуп Залупович! Зачем было упоминать три моих брака?

— Так все твои дети сдали кровь, чтоб спасти отца! Не каждому дети от всех браков… помогают. А тебе — кровь сдали, Арнольд!

— Пойми ты, сантехник человеческих душ: дело не в том, что сдали кровь! Не поэтому я остался жив после аварии.

Развожу театрально руками — коньяк на меня уже подействовал, видимо.

— Я выжил после аварии только потому, что долгие годы сам был ДОНОРОМ (он выделил это слово усилением громкости). У донора кроветворение хорошее. Врачи думали: звездец мне — столько крови потерял!..

Боже мой! Да если б можно было написать все точно ТАК, КАК РЕАЛЬНО случилось!.. История из жизни всегда богаче смыслами и деталями — всегда! Но если буду в полном объеме ее брать, то прототипы работать не дадут вообще. Право на частную жизнь я должна уважать! Поэтому маскирую, маскирую и еще раз маскирую. Но это мои проблемы.

Другу я говорю:

— Арнольд! Причина одна — донорства твоего… и что дети сдали кровь! Да ты сам знаешь, в чем дело — в твоем характере.