Нина Горланова в Журнальном зале 2004-2006

Отвернув носы, все быстро прошли мимо заброшенной Феодосьевской церкви, которая отчаянно жаловалась, что ее красоты превращены в дракона с тремя головами (так без крестов выглядели маковки). Почему же ее до конца не порушили, думал Вася, это было бы гуманнее, чем стоять обгаженному храму посреди города и быть приютом бичей. Может, здесь что-то специально-воспитательное задумано? Вот, поход в первый отдел как-то продрал мозги освежающим сквозняком, и теперь многое стало заметнее, некоторые слепые пятна во взгляде отпали.

Брусникин оглянулся: где же его Лида. А она, крупно выгребая ногами, так же как и Софья, шла с другой стороны с Пашей Суровцевым.

В 1998 году Паша Суровцев, уже автор нескольких книг о гонимых после революции пермских иереях, приехал в Белогорский монастырь на чтения “Женщина в православии”. В этот день, крупно и истово шагая, к монастырю приближался крестный ход. И была у всех такая походка, как будто бы шло триста Серафим!

* * *

Все ушли, а разговор остался.

“Этот Баранов со своим талантом уже задолбал нас. Мы не будем терпеть, что он самых красивых под себя подгребает”. — “Ха-ха-ха, да он пропил все, давно импотент, физический и творческий”.

Алексей думал: ничего себе — стена-то пропускает звуки! Не замечал до сих пор. Ну, послушаем, интересно о себе со стороны узнать. Только вот что-то сердце трепещет, а пот прямо заливает глаза, выедая. Чифирку бы сейчас! Да и броситься к картону и пещрить его, пещрить карандашами, доказать им сейчас, этим соседям, что я не кончился! А они, соседи, вдруг резко изменили разговор: “Это из-за него, Баранова, меня в КГБ вызывали”.

— Кабачковой икрой хорошо бензобак заправить сейчас!

— Пора бы его, падлу, выбросить в окошко.

Баранов даже не находит слов! Какие!.. Ведь они же спокойные там жили всегда, историки. А оказывается, эти... сейчас я их разнесу! Он кинулся, а комната соседей встретила его прямодушной пустотой. Дверь была не заперта на ключ и отлетела от легкого толчка. Может, вышли курить? Или сбежали, струсили? Вот как быстро они выбежали!..

На кухню! Баранов решил: соседи там. Курят. Лишь бы отогнать от себя догадку, что голоса раздавались в голове. Это хуже всего! Пусть лучше на самом деле все вокруг говорят, какой он гадкий пьяница... Но на кухне были только кастрюли. Алексей открыл кран, чтобы пот смыть, а вода мучительно потянулась через тесное медное горло, забормотала:

— Не лей меня! Не лей мня!

Надо коменданту сказать: пусть починит, если воде тесно, больно, может быть. Мало ли что она там говорит не лить, вода-то нужна всем! Пусть починят водопровод... трубки эти.

— Вагиф, — требовательно начал Баранов, — сделай что-нибудь. — Он взмахнул руками дугообразно, чуть не задев за кавказский нос Вагифа. — Вода из крана что-то все жалуется, прямо так натурально сказала мне: “Не лей меня — больно”. И еще про то, как в плен взяли из речки!

Вагиф ужаснулся, но — конечно — виду не подал никакого! Сейчас же бежать к ректору с докладной, а то подумают, что наркотики через меня из Азербайджана идут.

— Разбэромся, — твердым голосом вождя, берясь за ручку, сказал комендант. — Иди, везде разберусь. Ляж аддыхны.

Но это была не травка. Вагиф ошибся. Это было то, что ласково называют “белкой”, чтобы как-то приручить ужасное сочетание слов “белая горячка”. А приручить, чтобы не изменять себя, ни-ни. Много есть таких попыток. Вместо “алкоголик” говорим “алконавт” в надежде, что сразу возникает романтическое “космонавт”. “Белая горячка” — это не болезнь, не окисление мозга, а белка, отдельное существо. Разумное. Оно не дает бросить пить. Поэтому оно и появляется, когда человек хочет выйти из запоя и не пьет день-другой. Баранов был месяцами в легком поддатии, а тут два дня делал газету в квартире Серафимы и не брал в рот ничего. И вот существо, которому было поручено взять в разработку Баранова, сияло своим витым панцирем, нависая над ним со всех сторон. Оно выпускало щупальца бредов. Главной задачей белки было — испугать. Тогда от страха человек бежит и выпивает. И голоса страшные уходят... Некоторые видят белую горячку в виде чего-то зелено-мохнатого с рогами, с копытами, с хвостом. Но это не она сама, не белка. Это ее рабочий орган!

— Где он, давай-ка его найдем! У тебя все припасено? — И раздалось металлическое звяканье. — Ну, закрой чемодан, пошли. Захвати сверло.

Баранова озарило: надо выпить! И все это исчезнет. Он представил, как те, что подбираются к нему, звеня чемоданом, исчезают на полушаге.

— Опрокину милую стопочку и поцелую ее в жопочку.