Нина Горланова в Журнальном зале 2001-2003

— Сколько вы будете тут ходить — нас мучить! Жизни нет! Всю лестницу проломили! Если вы любите своего Ёсю, — починили бы!..

— Он обещал меня зарезать, — грустно сказал экскурсовод. — За что он меня ненавидит?

— А наверно во время Мандельштама лестница целая была, — после длительного молчания сказала красавица из Алма-Аты. — Экскурсий-то не водили.

— А в лагерном бараке и эта развалюха вспоминалась ему, как золотой дворец.

Лидия подумала: Мандельштама-то мы уже все пожалели, и чем дальше, тем больше теперь будем жалеть, так что вся страна будет охвачена этим порывом, а на этих-то людей, живущих …живут уже, может быть, третье поколение в этой хибаре, и никто их не жалеет...

В Перми Лидия горячо пересказывала друзьям эту смесь из Мандельштама, неореалистических декораций со свиньями и озлобленных полугорожан, живущих …так нельзя жить. Осипа все жалеют, а их никто!

— Распятого Спасителя все замечают, а разбойников по бокам — тоже мало кто, — тихо сказала Галька.

— Молодец ты, не зря работаешь в книжном магазине, — сблагодушничал Бояршинов. — Лидия, давай сочиняй письмо в защиту простого человека. У него же должны быть свои радости. Я первый подпишу.

3

Лидия встретила Володю совершенно расстроенная:

— Звонила Алла !

— Да, милая Алла Романовна позвонила по нашему голубчикиному телефону, — комментировал Алеша.

— Представляешь: в Израиль уезжает!

— Не уезжает, — мягко осадил мать Алеша. — Не уезжает, нет.

Полным укоризны взглядом он показывал: сколько можно себя так глупо вести — уезжать, болеть, умирать!

— Мы без нее осиротеем, — вскинулся Володя, — возраст-то для лечения зубов подошел кардинальный!

— Не кардинальный, не кардинальный!

Володя схватил телефон: “Слушай, Романовна, мы тебе в Израиль будем присылать фотографии своих беззубых улыбок, поняла?!”

— Можете приезжать ко мне в гости, я вам буду восстанавливать ваш жевательный аппарат.

4

“КТО ВЫ, БОРИС ИХЛИНСКИЙ?” — визжали черные жирные буквы в газетном подвале. Володя ушибся глазами об этот заголовок. Он остановился у застекленной витрины типографии “Звезда” и стал читать. Статья с первой же фразы была удивительно мерзкая: “Помню, сидели мы с Борисом Ихлинским за столом у некогда известной Лидии Шахецкой”... Володя посмотрел на подпись: “Женя Бояршинов”! И хотя можно было ожидать, что автором окажется именно он, чувство гадливости только усилилось.

Володя как человек физически крепкий сразу захотел сделать Бояршинову очень больно. Но было раннее утро, а у него в десять лекция в политехе, и потом еще надо в лабораторию гидродинамики.

Он понял, почему все это напечатано. Боря Ихлинский во время перестройки стал очень активен. Компетентные органы хотели его скомпрометировать. Любым путем. А кого из журналистов тут нужно? Да, известное, незамаранное имя. Вероятно, Бояршинов получил солидное вознаграждение. Но эта статья поссорит его с большинством думающих пермяков.

Как он к нам теперь придет? — думал Володя, не зная, что Бояршинов уже никогда не придет: купля-продажа-то состоялась: всю жизнь Женя мечтал вырваться в столицу и теперь эта мечта становилась явью. — Лидия расстроится. Он умер для нас. Хотя я, пожалуй, должен благодарить его за то, что двадцать пять лет назад его стакан водки попал к Лидии. Коктейль мести… Впрочем, он тут ни при чем.

А Женя тем временем мчался к вокзалу, сжимая единственно верный чемодан, и внутренне прослеживал, как по всей Перми разворачивались листы газеты “Звезда”. И множество разноцветных глаз бежало по строкам его статьи, и все больше и больше становилось в этом городе врагов. Но раз так, прочь из этого осажденного города!

Статья Бояршинова сыграла свою роль: все в тот же вечер сбежались к Лидии — чтоб не бояться. Казалось, перестройка вот-вот отступит; вот оно — начало конца, потеря темпа, одышка общества. По тому, как горячо все кинулись защищать Борю Ихлинского, тот понял, какая он важная фигура — фетиш свободы. Боря стоял, хлопал глазами и дозревал: все это так пугающе и интересно.

— Ну, если вы все всерьез, то и я тоже буду играть по-серьезному, — наконец, заговорил он. — Даже не скажу, что Инна в четвертый раз выходит замуж и опять — не за меня.

Галька совершенно не удивилась, что “кислогубый” вдруг такое отмочил.

— Грехи, как соленая вода: чем больше пьешь, тем больше пить хочется, — туманно сказала она.

Весь вечер авторитет Бориса Ихлинского рос и разбухал почти неправдоподобно. Лидия же стала еще радостнее. Она безумолку говорила направо-налево:

— Мы должны сказать спасибо Бояршинову за его писанину — такой необыкновенно удачный вечер сложился.

“Оказывается, я не такой уж сильный, если Бояршинов вдруг черноту нагнал”, подумал Володя, отогнал неприятные мысли рюмкой водки и двинулся на кухню делать тосты.

— Да, повезло Лидочке с мужем, — вздохнула одинокая Надька.