Дружинин влиял не только на характер журнала, но и на «литературный быт» круга «Современника». Литературу он считал возвышенным развлечением, а литераторов — своего рода аристократическими дилетантами, любящими развлекаться, хорошо жить, а не сухарями, предающимися разговорам о Боге, общественных идеалах и прочих скучных вещах. Видя себя душой любой компании (сказывалось гвардейское прошлое), Дружинин активно вовлекал литераторов круга «Современника» в развлечения: к началу 1850-х годов придумалось даже «домашнее» словцо «чернокнижие», которым приятели называли разнообразные совместные «мероприятия», варьировавшиеся в диапазоне от коллективного сочинения непристойных стихов до коллективного же посещения «дев». Под влиянием Дружинина (и, конечно, благодаря склонности остальных) круг «Современника» превратился в это время в веселую компанию беззаботных людей, благородных и честных, но без больших умственных горизонтов, без предельных запросов и претензий на какое-либо воздействие на окружающий мир. Это было во многом вызвано невозможностью участвовать в какой-либо общественной деятельности, подспудным ощущением отсутствия альтернативы. В самой склонности к аморализму, легким формам разврата можно видеть форму протеста против существующего порядка вещей, режима, лицемерно провозглашавшего мораль своим принципом и при этом глубоко аморального (своего рода портрет этой власти как будто пророчески изображен в «Нравственном человеке»).
Некрасов недаром позволил Дружинину определять лицо его журнала — он, несомненно, в то время считал его полезным и даже не видел ему альтернативы. Многое сближало поэта с кругом Дружинина, в том числе и образ жизни, основанный на культе изящного, дорогого; ему так же не был чужд принцип брать от жизни всё самое лучшее. Некрасов участвовал в «чернокнижии» во всех его разновидностях, принимал участие в составлении «Сентиментального путешествия Ивана Чернокнижникова…», давал волю разным страстям. Именно в это время увлечение карточной игрой переросло у Некрасова в страсть и даже стало своего рода профессией. А. Я. Панаева писала в феврале 1850 года своей подруге М. Л. Огаревой: «Нек[расов]: работает, пиет и тоже играет в карты…»
Тем не менее, скорее всего, Некрасов не считал Дружинина достойной заменой Белинскому, не мог относиться к тому направлению (а скорее отсутствию направления), которое принял журнал, иначе как к временному его состоянию. Именно во время «правления» автора «Сентиментального путешествия Ивана Чернокнижникова…» Некрасов называл «Современник» очень плохим и даже «пошлым». Скорее всего, и некоторые другие члены круга не считали, что та жизнь, которую они ведут, и та литературная продукция, которую производят, по большому счету достойны русского литератора (например, не мог быть доволен блестящий экономист Владимир Алексеевич Милютин, в 1847 году выступивший в печати с серьезными статьями по актуальным вопросам экономической теории и политики, а теперь вынужденный писать в «Современнике» о беспринципном древнегреческом политическом деятеле Алкивиаде и журналах XVIII века). Но эта компания и эти развлечения позволяли легче переносить тяготы труда, цензурного давления, общего гнета эпохи. Видимо, и Дружинину редактор «Современника» никогда не был по-настоящему социально и человечески близок. Он записал в дневнике: «Особенность в характере Некрасова, происходящая ли от болезни, истощения или жизни в подлом кругу и с скверной деятельностью». Белинский никогда не охарактеризовал бы окружение Некрасова такими словами, как «подлый круг».
Несмотря на плодовитость Дружинина, на готовность Григоровича много писать для «Современника», на некоторый приток новых литераторов, пригодного к печати материала всё равно не хватало, и практически сразу после окончания публикации в «Современнике» «Трех стран света» его соавторы начали печатать новый сериальный роман «Мертвое озеро». Как и его предшественник, он написан по законам массовой литературы: с большим количеством персонажей, неожиданными сюжетными поворотами и торжеством добродетели в финале. Роман этот сильно уступал «Трем странам света», хотя тоже имел читательский успех. Считается, что в нем вклад Панаевой существеннее, чем Некрасова: большое место в книге занимает описание театрального быта, хорошо знакомого обоим соавторам, но поданного в том ракурсе, который был явно ближе Авдотье Яковлевне. Думается, не от хорошей жизни Некрасов обратился к литературной критике: вместе с Боткиным, с которым он в это время сблизился, он задумал цикл статей «Русские второстепенные поэты». Несомненно, его перу принадлежит первая статья цикла, в которой автор одним из первых высоко оценил поэзию Тютчева, безоговорочно причислив его к первоклассным талантам, достойным встать рядом с Пушкиным и Лермонтовым. Принял участие Некрасов и в критическом отделе — мелкими заметками и вставками в чужие рецензии.