Николай II (Том II)

Германская канонада в Ставке не была слышна, а тяготы нового отступления – не видны. Начальник штаба Верховного Главнокомандующего Янушкевич в своих ежедневных докладах царю дипломатично старался не сообщать о трудностях и неудачах, а акцентировал сообщения о беззаветной храбрости войск. Вся серьёзность положения до этого «стратега» с кругозором столоначальника ещё не дошла…

В день прибытия на Ставку Государь назначил генерала Поливанова управляющим военным министерством. На следующий день, до завтрака, царь долго гулял с новым военным министром по лесочку возле своего поезда, внимательно его слушал и остался доволен взглядами, которые излагал ему Поливанов. Хотя у Николая и закралось подозрение, что этот друг Гучкова, который теперь всеми силами открещивался от него, думает одно, делает другое, говорит третье, он решил его призвать в военные министры. В правительстве генерала Поливанова считали дельным и энергичным человеком, «общественность» также высказывала ему свои симпатии, и если пытаться теперь найти компромисс с Думой, то назначение Поливанова военным министром могло сойти за победу либералов. «Пусть себе так и думают! – решил Николай, отдавая Горемыкину рескрипт о назначении Поливанова. – Лишь бы новый министр делал дело и не заигрывал с Гучковым – ведь он мне в этом поклялся и много чего дельного наобещал!»

Государь решил поверить Поливанову, очарованный его энергичными речами, несмотря на плохое мнение о нём Аликс. А красиво говорить генерал умел. Он высказывал теперь в Барановичах, в общем, то же самое, о чём думал царь многие месяцы, посещая Ставку, и что постепенно накапливалось в душе самодержца.

Всё, что говорил новый министр, ругая Ставку и Николая Николаевича, очень пришлось царю по душе, и его всегдашняя насторожённость к тем, кто имеет или имел дела с Гучковым, отодвинулась на второй план.

В тот же день Государь совершил долгую прогулку по лесочку с министром земледелия Кривошеиным. Николай и его подозревал в дружбе с Гучковым, излишне либеральных взглядах и заигрывании с «общественностью», о чём ему регулярно докладывали и Воейков, и начальник дворцовой полиции Герарди, имевшие в верхушке столичного общества надёжных и очень законспирированных собственных информаторов, о которых не знал даже шеф Отдельного корпуса жандармов. Кривошеин, мелко семеня за равномерно и быстро шагавшим Николаем, буквально с первых минут тоже стал жаловаться на Ставку и великого князя вместе с его присными. Царю, неожиданно для самого себя, сделалось удивительно приятно, что министр земледелия неплохо разобрался в бредовых инициативах Николаши и его начальника штаба Янушкевича и докладывал Государю о своём нежелании выполнять дурацкие поручения, исходившие от них.

– Ваше Величество, – возбуждённо говорил Кривошеин, склонив голову набок, – Ставка предъявила мне решительное требование издать теперь же от Вашего Монаршего имени акт, возвещающий о наделении землёю наиболее пострадавших и наиболее отличившихся воинов…

– Расскажите-ка, Александр Васильевич, поподробнее, я пока об этом ничего не слышал!.. – поощрил его Николай.

– Охотно, Ваше Величество… – Кривошеин вынул из кармана какую-то бумагу и стал держать её в руке, словно документальное подтверждение своих слов. – Вчера я получил от генерала Янушкевича письмо совершенно исключительного содержания. Генерал, со ссылкой на одобрение его идей Верховным Главнокомандующим, предлагает наделять «серых героев» землёй, не менее 6 – 9 десятин… Фонд для этого – земли государственные и Крестьянского банка, но главным образом – отчуждаемые владения немцев-колонистов и неприятельских подданных…

Государь, почувствовав, что непривычный к пешей ходьбе министр начал задыхаться, замедлил свои шаги. Кривошеин смог перевести дух и продолжал:

– Янушкевич пишет, – потряс он бумагой, – что «сказочные герои, идейные борцы и альтруисты встречаются единицами», что «таких не больше одного процента, а все остальные – люди двадцатого числа, то есть дня выдачи жалованья». Удивительно, но начальник Штаба Верховного Главнокомандующего утверждает, что, конечно, «драться за Россию красиво, но масса этого не понимает», что «тамбовец готов стоять грудью за Тамбовскую губернию, но война в Польше ему чужда и не нужна», что «поэтому солдаты и сдаются во множестве в плен». Отсюда господин генерал приходит к заключению, что «русского солдата надо имущественно заинтересовать в сопротивлении врагу», что «необходимо поманить его наделением землёю, под угрозою конфискации у сдающихся!..».

– Что за бред!.. – позволил себе высказаться Государь.

Кривошеину только этого и надо было. Он усилил ноту осуждения в своём тоне и с жгучим сарказмом продолжал: