Николай II

«Вот, государь, наши главные нужды, с которыми мы пришли к тебе; лишь при удовлетворении их возможно освобождение нашей Родины от рабства и нищеты, возможно ее процветание, возможно рабочим организоваться для защиты своих интересов от наглой эксплуатации капиталистов и грабящего и душащего народ чиновничьего правительства. Повели и поклянись исполнить их, и ты сделаешь Россию и счастливой и славной, а имя твое запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена, а не повелишь, не отзовешься на нашу мольбу, – мы умрем здесь, на этой площади, перед твоим дворцом. Нам некуда больше идти и незачем. У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу… Пусть наша жизнь будет жертвой для исстрадавшейся России. Нам не жаль этой жертвы, мы охотно приносим ее.

Священник Георгий Гапон

Рабочий Иван Васимов».[106]

С каждой минутой толпа все прибывала… Теперь уже, помимо рабочих в воскресных одеждах, в ней можно было увидеть интеллигентов при пенсне, зябких студентов, буржуа в мехах. Десятки тысяч человек… Гапон, поглаживая темную шелковистую бородку и сверкая фанатичным светом очей, приказал принести из соседних храмов святые образа и хоругви и снять большой царский портрет в золоченой деревянной раме, висевший в зале собрания. Двое мужчин, взяв портрет, заняли место во главе процессии – и бормочущая толпа двинулась по направлению к Зимнему дворцу. Стоял морозный солнечный день; снег хрустел под ногами. На подступах к Нарвским воротам манифестанты натолкнулись на военных, преградивших им путь. Офицер приказал им разойтись. Но те, вместо того чтобы повиноваться, только теснее сплотили свои ряды. Тогда на манифестантов, обнажив сабли, бросились кавалеристы. Сбитые с ног мужчины, женщины, дети валились под конские копыта. Из толпы раздались крики: «Что же вы делаете! Стыд и позор! Мы не японцы! Дезертиры из Маньчжурии, убирайтесь вон!» Нападавшие промчались через всю толпу насквозь и вернулись назад. Пехотинцы, расступившись, чтобы пропустить кавалеристов, затем перестроились в шеренгу и взяли ружья на плечо. Но рабочие продолжали наступать; тогда прозвучал сигнал горна – и тут же воздух сотряс залп. Толпа дрогнула, люди выкрикивали проклятья, жестикулировали, многие пустились наутек – и падали, на всем бегу настигнутые пулями. На снегу остались сотни тел; рядом лежали пробитые свинцом святые образа и хоругви. Гапон исчез – приверженцы затащили его в закоулок, обрезали ему волосы и бороду, переодели в одежду рабочего и подготовили его отъезд за границу. Находясь под защитой полиции, он добрался до Парижа, где жил на широкую ногу благодаря субсидиям, выплачиваемым ему секретным агентом.[107] Вернувшись в конце 1905 года в Петербург, Гапон предложил продать властям планы действий террористов; те про то прознали. Разоблаченный в своем предательстве, Гапон будет повешен в мае следующего года социалистами-революционерами – полиция найдет его почерневший труп подвешенным за шпингалет в заброшенной дачке в Озерках близ Петербурга.