Народ не понимает, почему роют недостаточные окопы и только тогда, когда неприятель близко, почему при этом происходят такие большие неурядицы, почему, собрав десятки тысяч людей, их по несколько дней держат без работы или отсылают обратно по домам.
Народ готов работать над защитой родины и с радостью будет копать каждую пядь земли русской, чтобы закрыть ее непроходимой полосой укреплений, как сделали это наши союзники-французы у себя на родине…
Ваше Императорское Величество! Приемлем смелость сказать Вам: понимая неизбежность обособления власти, стоящей во главе армии, от власти, управляющей страной, мы твердо знаем, однако, что без высшей власти, все объединяющей, невозможно правильное направление дела обороны. Только непререкаемой царской властью можно установить согласие между Ставкой великого князя Верховного главнокомандующего и правительством.
Царь может повелеть своим военачальникам и правителям составить расчет будущих действий на продолжительное время, с предвидением всей сложности и многообразности последствий предпринятых решений, и положить конец беспорядочным действиям, рассчитанным на несколько дней и не имеющим основной, далеко хватающей мысли.
Царь может расширить рамки расчетов и соображений. Царь может побудить, чтобы стремились не к робкому подражанию врагу, а к напряжению всех усилий огромной и мощной страны, желающей победить ценою всяческих жертв, чтобы превзойти врага со снаряжением и дальновидным расчетом.
Только царь может повелеть, чтобы на ответственные должности выбирались те, кто уже выказал свою доблесть в боях, а не люди, часто неспособные вести тяжкое дело войны. Царь может призвать все силы великой России, чтобы создать те неприступные преграды, которые одна за другой будут защищать родину от того предела, где провидению угодно будет даровать нам окончательную победу над истощенным нашим врагом.
В эту победу мы верим, Государь.
Вашего Императорского Величества верноподданные:
(4 сентября 1915 г.)»
Царь не ответил на их обращение, и пришедшие в отчаяние министры размышляли о размерах вырисовывавшейся и явно надвигавшейся опасности. Однако они оказались слишком близорукими и не видели того, что творилось за стенами Думы… «Армия и население страны полагаются уже не на нас, а на Комитет военной промышленности и Думу», — заявил П. А. Харитонов.
Князь Щербатов сказал: «Мы находимся в подвешенном состоянии, и мы, и правительство… Нас больше не поддерживают ни сверху, ни снизу… Как можно сражаться против надвигающейся революции, если мне говорят, что войска более не являются надежными?..»
Эвакуация евреев из Польши, о которой шли дебаты в Думе, завершилась спокойнее, чем началась. Горемыкин созвал заседание Совета министров и заявил, что, хотя министры предвидели худшее и предвещали революцию в случае, если он распустит Думу, этого «не произошло».
Царь же поведал министрам, что повеление занять пост главнокомандующего он получил свыше. Молясь перед иконой Спасителя в придворной церкви в Царском Селе, он услышал внутренний голос, который убеждал его принять это решение и уведомить о нем великого князя независимо от того, что ему говорил по этому поводу Друг их семьи (Распутин).
Накануне заседания Совета министров, 15 сентября, он получил следующее письмо от Александры: «Мой бесценный! Не забудь перед заседанием министров подержать в руке образок и
Николай II воспротивился своим министрам. 16 сентября он их всех прогнал.
«Будь еще более самодержцем, мой горячо любимый, прояви свою решимость». Послания подобного характера Николай II получал буквально каждый день с того времени, как отправился на фронт. «Ты вынес один, с решимостью и стойкостью, тяжкую борьбу ради родины и престола. Никогда не видели они раньше в тебе такой решимости, и это не может остаться бесплодным», — пишет ему в сентябре 1915 года Александра после того, как он прервал деятельность Думы.
Она добавляет: «Не беспокойся о том, что остается позади… Я здесь… на мне надеты невидимые «брюки», и я смогу заставить старика [Горемыкина] быть энергичным…»