Николай II

«Зная подозрительность Государя и присущее ему упорство в принятых решениях личного характера, — продолжал Поливанов, — я пытался с величайшей осторожностью отговаривать, умолять хотя бы об отсрочке приведения этого решения в исполнение».

Князь Н. Б. Щербатов: «До меня за последнее время доходили слухи об интригах в Царском Селе против Великого Князя, и я подозревал, что это может кончиться вступлением Государя в верховное главнокомандование. Но я никак не думал, что этот удар разразится именно теперь, в самый неблагоприятный момент для такого решения».

С. Д. Сазонов, обращаясь к премьер-министру: «Как же вы могли скрыть от своих коллег по кабинету эту опасность? Ведь дело затрагивает такие интересы, от которых зависит судьба России. Если бы вы сказали нам откровенно, мы нашли бы, вероятно, способы противодействовать решению Государя».

И. Л. Горемыкин: «Я не считал для себя возможным разглашать то, что Государь повелел мне хранить в тайне. Если я сейчас говорю об этом, то лишь потому, что военный министр нашел возможным нарушить эту тайну и предать ее огласке без соизволения Его Величества. Я человек старой школы, для меня Высочайшее повеление — закон. Но раз дело сделано, не воротишь. Должен сказать Совету министров, что все попытки отговорить Государя будут все равно без результатов. Его убеждение сложилось уже давно. Он не раз говорил мне, что никогда он не простит себе, что во время японской войны он не встал во главе действующей армии. По его словам, долг царского служения повелевает монарху быть в моменты опасности вместе с войсками, деля и радость, и горе… Сейчас же, когда на фронте почти катастрофа, Его Величество считает священною обязанностью Русского Царя быть среди войск и с ними либо победить, либо погибнуть. При таких чисто мистических настроениях вы никакими доводами не уговорите Государя отказаться от задуманного им шага. Повторяю, в данном решении не играют никакой роли ни интриги, ни чьи-либо влияния. Оно подсказано сознанием Царского долга перед Родиной и перед измученной армией… Остается только склониться перед волею нашего царя и помочь ему».

Восемь министров отказались и подписали петицию с возражением против решения царя. Прежде такого никогда не случалось, ведь эти министры не были избраны Думой, почти всех их выбрал сам Николай II или царица и Горемыкин.

«Не сдавайтесь и не гоните меня, — сказал за несколько недель до этого Маклаков царю. — Если вы меня прогоните, либералы в Думе будут кричать еще сильнее…» Они и кричали сильнее, поскольку голос Думы звучал теперь в самом правительстве, которое, заглядывая вперед, предвидело катастрофу…