Николай II

Эти сигналы не находили желанного для Германии отклика в России. В начале 1895 года русский МИД отправил послу в Берлине директиву, где говорилось, что в случае попыток кайзера возобновить существовавший ранее политический договор необходимо недвусмысленно дать понять, что Николаю II «не угодно возобновлять какое-либо письменное соглашение», поскольку оно оказалось бы «в некотором противоречии с установившимися отношениями нашими и Франции». Послу предписывалось «поддерживать и развивать самые дружеские отношения лично с Вильгельмом II и Берлинским кабинетом, не поощряя, однако, его стремление к заключению секретного соглашения».

Германский император не был человеком, способным принять очевидное. Многие годы он питал иллюзию, что ему удастся разорвать опасный для Германии союз России и Франции. В этих видах он использовал свою конфиденциальную переписку с «милым Ники», где много раз подвергал Францию уничижительной критике. В октябре 1895 года Николай II получил от кайзера очередное послание, где тот заявлял: «Французская Республика возникла из великой революции, она распространяет и неизбежно должна распространять идеи революции… Ники, поверь моему слову, проклятье Бога навсегда заклеймило этот народ! Мы, христианские короли и императоры, имеем лишь один священный долг, возложенный на нас небом, — это поддерживать принцип «Божией милостью». Но страстные призывы импульсивного Вильгельма никак не отражались на русской внешней политике.

Великобритания, находившаяся к концу XIX века в политическом «блистательном одиночестве», тоже проявляла признаки внимания к России. Приход к власти нового правителя давал возможность изыскать обоюдоприемлемую формулу сосуществования двух империй. Подобная стратегическая цель манила и Россию: во всех отношениях представлялось гораздо более выгодным иметь с Альбионом если уж не дружеские, то хотя бы приемлемые отношения. Королева Виктория, для которой внешняя политика являлась излюбленной сферой внимания, во имя интересов Британии готова была переступить через свои антирусские предубеждения. Династические матримониальные связи, как казалось, открывали для этого большие возможности.

Николай II уважал престарелую королеву, которую так любила Александра Федоровна. Однако родственные симпатии — симпатиями, а интересы государства — прежде всего. В одном из своих первых посланий в Англию «любимый внук» заметил: «Увы! Политика, это не то, что частные или домашние дела, и в ней нельзя руководствоваться личными чувствами и отношениями. Подлинный учитель в этих вещах — история, а передо мной лично, кроме этого, всегда священный пример моего любимого Отца, как и результаты его деяний!» Виктория все это знала как никто. Упоминание же имени умершего царя не могло не воскресить в памяти королевы неприятные минуты и дипломатические неудачи, которые она всегда остро переживала.

Каждое письмо Николая II «дорогой бабушке» полно изъявлений нежных чувств. Но рядом с этим встречаются пассажи уже совсем иного свойства, где звучит голос правителя мировой державы. В октябре 1896 года царь писал: «Что касается Египта, дорогая Бабушка, то это очень серьезный вопрос, затрагивающий не только Францию, но и всю Европу. Россия весьма заинтересована в том, чтобы были свободны и открыты ее кратчайшие пути к Восточной Сибири. Британская оккупация Египта — это постоянная угроза нашим морским путям на Дальний Восток; ведь ясно, что у кого в руках долина Нила, у того и Суэцкий канал. Вот почему Россия и Франция не согласны с пребыванием Англии в этой части света и обе страны желают реальной независимости канала».

В начале 1899 года царь, обращаясь к Виктории, подчеркнул: «Как Вам известно, дражайшая Бабушка, я теперь стремлюсь только к возможно более длительному миру во всем мире, это ясно доказали последние события в Китае — я имею в виду новое соглашение о постройке железной дороги. Все, чего хочет Россия, — чтобы ее оставили в покое и дали развивать свое нынешнее положение в сфере ее интересов, определяемой ее близостью к Сибири. Обладание нами Порт-Артуром и Маньчжурской железной дорогой для нас жизненно важно и нисколько не затрагивает интересы какой-либо другой европейской державы. В этом нет и никакой угрозы независимости Китая. Пугает сама идея крушения этой страны и возможности раздела ее между разными державами, и я считал бы это величайшим из возможных бедствий».

Осенью 1899 года, когда развернулась жестокая война Англии против буров, за овладение всей южной частью Африканского континента, царь, гостивший в то время с женой в Гессене, писал британскому монарху: «Не могу высказать Вам, как много я думаю о Вас, как Вас должна расстраивать война в Трансваале и ужасные потери, которые уже понесли Ваши войска. Дай Бог, чтобы это скоро кончилось». Николай II, конечно же, не сообщил «дражайшей бабушке», что его симпатии были целиком на стороне буров. Им же сочувствовала и любимая внучка королевы Алиса.