Около полудня 4 марта императрица прибыла в Могилев. Николай II вошел в вагон и через несколько минут появился на платформе вместе с матерью. Все были поражены самообладанием старой женщины. Обходя стоявших на перроне, она нашла в себе силы даже сказать несколько приветственных слов и улыбнуться. Затем мать и сын остались наедине. Более двух часов продолжалось их общение тет-а-тет, и ни он, ни она никогда никому не рассказали о том их разговоре. Когда потом к ним пришел Александр Михайлович, застал тещу в слезах, а Ники стоял перед ней и курил одну папиросу за другой. Затем был обед, на который были приглашены близкие чины свиты. Огромное самообладание Марии Федоровны и Николая Александровича заставляло и других сдерживать эмоции.
Четыре дня провела мать с сыном. Они по многу часов проводили вместе; гуляли, вспоминали прошлое; о настоящем не говорили. Мария Федоровна послала две телеграммы дочери Ксении в Петроград: «Счастлива быть с ним в эту самую тяжелую минуту»
Дни совместного времяпрепровождения были наполнены воспоминаниями и окончательно убедили, что прошлое живо в памяти матери. Она помнила самые давние эпизоды той жизни, которая теперь казалась сладким сном. Неужели все это было? Но глядя на дорогую Мама, как она сразу оживлялась при упоминании забавного случая на давнем балу, или веселого семейного обеда в Ливадии, или какой-либо проделки Миши или Ольги, все сомнения проходили без следа. Конечно же, все это было. Теперь уже точно знал: то время останется с ними навсегда. Никто его отобрать у них не сможет.
Все шло своим чередом, и наступило 8 марта. В тот день, утром, Николай Александрович подписал последний, прощальный приказ по армии, который никогда в войсках оглашен не был. Этот документ чрезвычайно важен для оценки мировоззрения и настроения бывшего царя. «В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые мною войска. После отречения Моего за Себя и за Сына Моего от Престола Российского власть передана Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия. Да поможет Бог и вам, доблестные войска, отстоять нашу Родину от злого врага. В продолжение двух с половиной лет вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий, и уже близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками, одним общим стремлением к победе сломит последнее усилие противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы. Кто думает теперь о мире, кто желает его — тот изменник Отечеству, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же ваш долг, защищайте доблестную нашу Родину, повинуйтесь Временному Правительству, слушайтесь ваших начальников. Помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу. Твердо верю, что не угасла в ваших сердцах беспредельная любовь к нашей великой Родине. Да благословит вас Господь Бог и да ведет вас к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий».
Почему министры в Петрограде, с полного согласия высших чинов Ставки, не стали публиковать этот документ? Казалось бы, что в нем крамольного? Однако все уже резко изменилось. Не прошло и недели со дня отречения Николая II, а антимонархический и антидинастический накал страстей достиг невероятной отметки. Подлаживаясь к левым настроениям, те кто оказался у власти, и те, кто оставался еще при должностях со старых времен, почти все без исключения старались укрепить собственное положение критикой, а то и поношением старого режима. Во весь голос говорили о предательстве царя и царицы, объясняя этим фронтовые неудачи и затянувшуюся военную кампанию. Вот если бы не измена, войну давно бы выиграли! Уже начала свою работу Чрезвычайная следственная комиссия и в прессе появились первые интервью должностных лиц, где прозрачно намекалось на антигосударственный заговор высших лиц империи. В этой разоблачительно-уничижительной вакханалии простым и искренним словам последнего царя просто не было места. Все, что связано было с царем и царской властью, вдруг сделалось давним и неприятным прошлым. Высшие чины Ставки, пережив в первые часы и дни потрясение, в массе своей быстро осваивались в новой обстановке и были заняты спарыванием царских вензелей с погон, составлением революционной формы присяги, установлением новых иерархических отношений между собой и с петроградским начальством.