9 (22) марта 1917 года, в половине двенадцатого дня, к царскосельской платформе подошел «собственный Его Императорского Величества поезд», в котором приехал царь-арестант. На нем черкеска Кубанского казачьего батальона, черная папаха и пурпурный башлык на плечах. На поясе висел кавказский кинжал, а на груди — орден Святого Георгия. На перроне стояло несколько человек во главе с полковником Кобылинским. Николай Александрович очень быстро прошел, не глядя ни на кого, и вместе с князем Василием Долгоруковым, причислившим себя добровольно к арестованным, сел в поджидавший автомобиль. Во втором автомобиле ехал Кобылинский. Всего несколько минут, и показались закрытые ворота перед Александровским дворцом. Из группы охранявших вышел прапорщик и громким голосом объявил: «Открыть ворота бывшему царю». Ворота отворились и после проезда машин сразу же закрылись вновь.
У подъезда и в вестибюле дворца толпилось немало народа. Были какие-то штатские, но основная масса состояла из военных, некоторые — в лихо заломленных шапках и даже с папиросами во рту. Любопытство владело всеми. Вот он, бывший царь, теперь как простой смертный и можно не гнуть спину перед ним! Дежурный, капитан Ф. А. Аксюта, с которым Николай Александрович поздоровался, ответил: «Здравствуйте, господин полковник». Первый раз к нему так обращались. Но надо ко всему привыкать. Хватило беглого взгляда, чтобы понять, как далеко уже зашло разложение порядка и дисциплины. Но все это лишь мимолетно зацепило внимание. Скорее, скорее к Аликс, к детям.
Как только поднялся на второй этаж, сразу увидел почти бежавшую ему навстречу жену. Она улыбалась, глаза светились радостью. Они обнялись. Замерли в молчании. Затем пошли к детям. Сколько было радости. Впервые за последние недели смех зазвучал в детских комнатах. Потом ушли к себе. Тихо и молча сидели вдвоем и плакали вместе, чего никогда раньше в жизни не случалось. В последующие дни нервное напряжение сказалось: Александра Федоровна опять ощутила страшную физическую слабость, а сердце болело не переставая. Большую часть времени царица теперь проводила или в кресле, или на кушетке.
Александровский дворец превратился в острог, где под арестом находилось несколько десятков человек. Режим содержания был строгий и определялся инструкцией, составленной А. Ф. Керенским. Она включала несколько пунктов: заключенные пользовались правом передвижения только в пределах дворца (скоро и эта территория была ограничена); для прогулок отводились определенные места в парке, специально для того отгороженные, и они осуществлялись непременно под охраной караула; богослужения могли совершаться лишь в дворцовой церкви; всякие свидания с заключенными запрещались, и любое общение допускалось исключительно с личного разрешения Керенского; вся переписка обязательно цензурировалась комендантом дворца. Устанавливалась двойная охрана и дворца и парка, как и двойное наблюдение за арестованными: наружное, подведомственное начальнику караула, и внутреннее, подконтрольное коменданту дворца.
Участь царской семьи разделили люди, любившие царя, царицу, их детей, сохранявшие им верность. Обер-гофмейстерина Елизавета Алексеевна Нарышкина, фрейлина графиня Анастасия Васильевна Гендрикова, фрейлина баронесса София Карловна Буксгевден, гофлектриса Екатерина Адольфовна Шнейдер, гофмаршал князь Василий Александрович Долгоруков, обер-гофмаршал граф Павел Константинович Бенкендорф, лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин, врач наследника Владимир Николаевич Деревенко, наставник Петр Андреевич Жильяр. Остались при семье многие лакеи и горничные. Первые недели здесь же, в дальних помещениях дворца, жили и две приятельницы царицы: больная Анна Вырубова и Юлия Ден.
Тех, кого в момент установления арестантского режима не было во дворце, потом туда уже не пускали, хотя люди считали себя не вправе бросать семью в тяжелую минуту. Так, преподаватель английского языка Сидней Иванович Гиббс несколько месяцев обращался в различные инстанции, и отовсюду звучало «нет». Один из отказов был подписан пятью членами Временного правительства! Господа министры обсуждали такой важный вопрос. Но неутомимого англичанина это не сломило. Он самостоятельно последовал за царской семьей в Сибирь и соединился с ней уже в Тобольске.