Начало этого пути — речь, произнесенная молодым самодержцем 17 января 1895 года; речь, обозначившая его как политика — в данном случае неважно, самостоятельного или нет. Понять ее, правильно оценить — значит выйти на вопрос о том, как понимал Николай II идею самодержавия, и более широко, на проблему самодержавия как стержневого принципа российской государственности. Но об этом чуть позже.
Речь, произнесенная царем 17 января 1895 года в Николаевском зале Зимнего дворца, была ответом на верноподданнический адрес, подготовленный тверским земством в самом конце 1894-го. Проект адреса отредактировал Ф. И. Родичев, впоследствии — один из наиболее активных деятелей партии конституционных демократов (кадетов). Часть гласных отказалась его подписать, но большинство все-таки дали согласие на то, чтобы документ был преподнесен самодержцу. Ничего крамольного в нем не содержалось, хотя земцы подчеркивали, что государь — первый слуга народа, и заявляли о существовании средостения (то есть бюрократии), отделявшего государя от народа. В адресе также выражалась надежда на то, что соблюдение законов в России будет обязательным для всех, и для представителей власти, что права отдельных лиц и общественных учреждений будут незыблемо охраняться, причем эти учреждения получат возможности и права выражать свое мнение.
Об адресе узнали до того, как депутация выехала в столицу, и министр внутренних дел И. Н. Дурново заранее известил ее членов, что Ф. И. Родичев и А. А. Головачев (также принимавший активное участие в составлении документа) не будут допущены к государю. Таким образом, приветствовать Николая II позволили только предводителю Осташковского уездного дворянства Уткину. Уже в Петербурге Уткин встретил «недружелюбное отношение к себе других депутаций и так был взволнован, что, поднося хлеб-соль, уронил их и поднес пустое деревянное блюдо». В дальнейшем все подписанты получили высочайший выговор, а Родичева лишили права участвовать в каких-либо общественных собраниях, земских или сословных. По мнению одного из земцев-тверичей И. И. Петрункевича, речь самодержца явилась ответом на этот адрес «и предупреждением всем другим, чтобы они не якшались с тверяками». Что же сказал царь в ответ на скромное приветствие земцев, лишь намекнувших на желательность большего сотрудничества короны с выборными элементами общества? Его речь, произнесенная перед представителями дворян, земств и городов, была проста и безыскусна.
Вот она: «Я рад видеть представителей всех сословий, съехавшихся для заявления верноподданнических чувств. Верю искренности этих чувств, искони присущих каждому русскому. Но мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что Я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его Мой незабвенный покойный Родитель»[45]. Вот и все. Не смейте думать, что государь изменит самодержавному принципу — этот принцип останется таким же, каким был до того — при Александре III. Эстафета власти — в руках преемника и единомышленника покойного правителя. Это — политическое
Историк Ю. Б. Соловьев называл речь 17 января 1895 года новым изданием манифеста 29 апреля 1881-го, то есть «публично заявленным отказом царизма в чем-либо поступиться своей властью»[46]. Этот отказ был подготовлен — никакого экспромта. И готовил его обер-прокурор Святейшего синода К. П. Победоносцев — составитель манифеста 29 апреля 1881 года, ознаменовавшего начало «нового курса» императора Александра III.
Речь 17 января 1895 года явилась отголоском записки, поданной Николаю II Победоносцевым и одобренной царем. Суть ее — доказать, что самодержавная форма правления должна быть сохранена во что бы то ни стало, в противном случае — «Россию ждет неизбежная гибель вследствие внутренних раздоров и неминуемого распада государства». Открывший для исследователей эту записку Ю. Б. Соловьев справедливо указал, что в ней заключалась квинтэссенция мыслей старого учителя юного царя, его символ веры. То, что Николай II полностью согласился с изложенными Победоносцевым мыслями, видно из царской резолюции, оставленной на первой странице, — «отлично». Преемственность правлений отца и сына этой запиской и этой резолюцией была обеспечена и подтверждена.