Николай и Александра

Престону не было известно о каких-либо попытках спасти царя. Быков же видел заговорщиков повсюду. Можно сказать почти наверняка, что были преданные люди, намеривавшиеся вырвать царя и его семью из рук тюремщиков, но не сумевшие осуществить свои планы. Это подтверждаеют два письма, которые цитирует в своей книге генерал М.К.Дитерихс, начальника штаба армии Колчака, участвовавший в судебном разбирательстве по делу пленения и убийства царя и его семьи. Первое письмо принадлежит "известному белому офицеру" и обращено к Государю:

"С Божьей помощью и с Вашим хладнокровием надеемся достичь нашей цели, не рискуя ничем, - гласит письмо, переданное в особняк. - Необходимо расклеить одно из Ваших окон, чтобы Вы могли его открыть; я прошу точно указать мне окно. В случае, если маленький царевич не может идти, дело сильно осложнится... Напишите, нужны ли два человека, чтобы его нести, и не возьмет ли это на себя ктонибудь из Вас. Нельзя ли было бы на 1 и 2 часа на это время усыпить царевича каким-нибудь наркотиком. Пусть решит это доктор... Будьте спокойны. Мы не предпримем ничего, не будучи совершенно уверены в удаче заранее. Даем Вам в этом торжественное обещание перед лицом Бога, истории, перед собственной совестью". Под письмом стояла подпись: "Офицер".

Второе письмо, цитируемое Дитерихсом, представляет собой ответ императора:

"Второе окно от угла, выходящего на площадь, стоит открыто уже два дня и даже по ночам. Окна 7-е и 8-е около главного входа, тоже выходящие на площадь, точно так же всегда открыты. Комната занята комендантом и его помощниками, которые составляют в данный момент внутреннюю охрану. Из 13 человек, вооруженных ружьями, револьверами и бомбами. Ни в одной двери, за исключением нашей, нет ключей. Комендант и его помощник входят к нам, когда хотят. Дежурный делает обход дома ночью два раза в час, и мы слышим, как он под нашими окнами бряцает оружием. На балконе стоит один пулемет, а под балконом - другой, на случай тревоги. Напротив наших окон на той стороне улицы помещается стража в маленьком домике. Она состоит из 50 человек. Все ключи и ключ номер 9 находятся у коменданта, который с нами обращается хорошо... Перед входом всегда стоит автомобиль. От каждого сторожевого поста проведен звонок к коменданту и провода в помещение охраны и другие пункты... Известите нас, когда представится возможность, и ответьте, сможем ли мы взять с собою наших людей? Если наши люди останутся, то можно ли быть уверенным, что с ними ничего не случится".

Не только из писем, но и из дневниковых записей было видно, что ожидались какие-то важные события. 28 июня император пишет в своем дневнике: "Провели тревожную ночь и бодрствовали одетые... Все это произошло оттого, что на днях мы получили два письма одно за другим, в которых нам сообщали, чтобы мы подготовились быть похищенными какими-то преданными людьми. Но дни проходили, и ничего не случилось, а ожидание и неуверенность были очень мучительны". [(Иного и ждать было нельзя. Дело в том, что письма, написанные хорошим французским языком, который ввел в заблуждение царя, были с провокационной целью написаны Пинхусом Войковым. Спутник Ильича по заграничным путешествиям, закадычный друг палачей Голощекина и Юровского, этот комиссар окажет еще одну "услугу" царской семье, выписав серной кислоты и бензина для уничтожения трупов.)]

ЭПИЛОГ

4-го июля на смену неуверенности пришел страх. В тот день пьяницу и вора Авдеева, как и его охранников, состоявших из фабричных рабочих, заменил отряд чекистов. Р.Вильтон дает объяснение этому шагу: "Мошкин и Авдеев были посажены в тюрьму за воровство; Янкель Юровский заменил Авдеева 21 июня (4июля), за две недели до убийства Семьи. Все изменилось в доме. Красноармейцы были переселены на другую сторону переулка и стали нести караульную службу лишь снаружи дома; все внутренние посты были доверены исключительно "латышам". Их было десять. Юровский привел их из Чрезвычайной комиссии, где они несли обязанности палачей. Эти люди оставили после себя надписи, письма и пр., доказывающие их действительную национальность. Они были венгерцы, многие говорили по-немецки, были по происхождению немцы. Юровский говорил с ними на иностранном языке, - а он, кроме еврейского жаргона, говорил только по-немецки. Латыши являлись в красной армии самым многочисленным из иностранных элементов. Вполне естественно, что русская стража называла палачей "латышами".