Николай и Александра

"После завтрака, в 2 часа, - показал Соколову Кобылинский, - мы с Яковлевым вошли в зал. В центре зала стояли государь и императрица. Остановившись от них на некотором расстоянии, Яковлев поклонился. Он сказал государю: "Я должен сказать Вам, что я чрезвычайный уполномоченный из Москвы от центрального исполнительного комитета и мои полномочия заключаются в том, чтобы увезти отсюда Вас и Вашу семью. Но так как Алексей Николаевич болен, то я, переговорив с Москвой, получил приказ выехать с одними Вами". Царь заявляет: "Я никуда не поеду". Яковлев говорит: "Прошу этого не делать. Я должен выполнить миссию, возложенную на меня. Если Вы отказываетесь ехать, я должен или воспользоваться силой, или отказаться от возложенного на меня поручения. Тогда могут прислать вместо меня другого, менее гуманного человека. Со мной же Вы можете быть спокойны. За Вашу жизнь я отвечаю своей головой. Если Вы не хотите ехать один, можете ехать с кем хотите. Завтра в четыре часа мы выезжаем". И, поклонившись государю, а затем императрице, Яковлев уходит. Следом за ним пошел и Кобылинский, но государь сделал ему знак остаться. Николай II спросил у полковника, куда его намерены увезти. Тот не знал, но вспомнил, что в разговоре Яковлев заметил, что поездка займет четверо-пятеро суток, следовательно, повезут в Москву. Повернувшись к супруге, государь сказал: "Ну, это они хотят, чтобы я подписался под Брестским договором. Но я лучше дам отсечь себе руки, чем сделаю это". Тут, продолжал Кобылинский, "императрица, сильно волнуясь, заявила: "Я тоже еду. Без меня они опять его заставят что-нибудь сделать, как уже заставили". Безусловно, Государыня намекала на акт отречения от Престола".

Новость стала известна всем обитателям дома. Плача, Татьяна Николаевна постучалась в дверь комнаты П.Жильяра и попросила его придти в комнату императрицы. Александра Федоровна не находила себе места. Она сообщила учителю, что государя ночью увозят, и она не знает, как ей быть.

"Комиссар уверяет, что императору не причинят никакого зла и что если кто-нибудь хочет его сопровождать, это не воспрещается. Я не могу допустить, чтобы его увезли одного, - заявила государыня. - Они хотят отделить его от семьи, чтобы попробовать заставить его подписать мир в Москве под страхом опасности для жизни всех своих в Тобольске. Немцы требуют этого, зная, что только мир, подписанный Царем, может иметь силу в России. Вдвоем легче бороться и легче перенести мучения, чем одному. Но ведь я не могу оставить Алексея. А вдруг случится осложнение. Боже, какая ужасная пытка... В первый раз в моей жизни я не знаю, что мне делать. Всегда я чувствовала себя вдохновленной всякий раз, как я должна была предпринять решение, но теперь я ничего не чувствую... Однако, Господь не допустит этого отъезда, его не может, не должно быть".

В этот момент в разговор вмешалась Татьяна Николаевна: "Однако, мама, если папа все-таки должен отправиться, необходимо что-то решить"... Жильяр поддержал Татьяну Николаевну, сказав, что Алексей Николаевич чувствует себя лучше, и что он со всеми остальными станет заботиться о наследнике.

"Ее Величество, - вспоминал Жильяр, - мучилась от нерешительности, она ходила по комнате, продолжала разговаривать, но скорее обращаясь к самой себе, чем к нам. Наконец она приблизилась ко мне и сказала: "Да, так будет лучше всего. Я отправляюсь с императором, а вам доверяю Алексея"... Минуту спустя вошел император. Императрица, направляясь вперед к нему, говорит: "Это решено, я отправляюсь с тобою, и Мария будет сопровождать нас". Император отметил: "Хорошо, если ты этого хочешь".

Великие княжны сами решили, что с родителями поедет Мария Николаевна: Ольга нездорова, Татьяна будет управляться по хозяйству и ухаживать за Алексеем, Анастасия же слишком молода.

Несмотря на хлопотный день, улучив минуту, генерал-адьютант Татищев послал графу Бенкендорфу телеграмму: "Врачи потребовали безотлагательного отъезда на юг, на курорт. Такое требование нас чрезвычайно тревожит. Считаем поездку нежелательной. Просим дать совет. Положение крайне трудное".

Московской монархической группе не было ничего известно о целях поездки Яковлева, и в Тобольск была отправлена телеграмма: "Никаких данных, которые могли бы уяснить причины подобного требования, к сожалению, не имеется. Не зная положения больного и обстоятельств, высказаться определенно крайне трудно, но советуем поездку, по возможности, отдалить и уступить лишь в крайнем случае только категорическому предписанию врачей". В ответ из Тобольска пришла единственная и последняя депеша: "Необходимо подчиниться врачам".

Все это время Яковлев тоже нервничал. Он знал, что утром из Тобольска неожиданно уехал Заславский. Яковлев был так расстроен этим известием, что не сразу заметил, что к нему пришел Кобылинский с целью обсудить время отъезда и количество багажа. "Мне все равно, - сказал рассеянно уполномоченный. - Я знаю одно: во что бы то ни стало завтра нужно выехать. Время не терпит".