Заметив дядю, наследник заволновался. "Это дядя Миша приехал?"спросил он полковника Кобылинского. Получив утвердительный ответ и узнав, что встретиться с великим князем ему нельзя, мальчик спрятался за дверь и стал подглядывать в щелку. "Хочу увидеть его, когда он будет выходить", объяснил он. Через десять минут Михаил Александрович, весь в слезах, вышел из кабинета брата. Быстро поцеловав племянника, он покинул дворец.
Ночь прошла беспокойно. Держа на поводке спаниеля Джоя, Алексей из полукруглого зала бегал в комнаты, где жила их семья, чтобы узнать, что происходит. Государыня, одетая в дорожное платье, сидела, так и не сомкнув глаз. "Впервые я увидел императрицу расстроенной и плачущей, как обыкновенная женщина", - вспоминал очевидец. - Солдаты, выносившие багаж, не снимали головных уборов, чертыхались, с неохотой выполняя порученную им работу. Офицеры пили в обществе графини Бенкендорф и других дам. Когда к столу подошел государь и попросил налить ему стакан, офицеры поднялись и громко заявили, что не хотят сидеть за одним столом с Николаем Романовым. Позднее, когда солдаты ушли, почти все офицеры стали просить у государя прощения, объясняя, что боялись попасть под трибунал за "контрреволюционную деятельность".
Время шло, отъезд был назначен на час ночи, а состав все еще не подали. Узнав о назначении поездов, железнодорожники отказались прицеплять паровозы. Керенский несколько раз звонил в депо. Кобылинский, который был все еще нездоров, наволновавшись, сел на стул и уснул. Подойдя к министру-президенту, граф Бенкендорф в присутствии свидетелей спросил, долго ли пробудет царская семья в Тобольске. Керенский доверительно сообщил графу, что после созыва в ноябре Учредительного Собрания Николай Александрович сможет вернуться с семьей в Царское Село, а оттуда уехать, куда пожелает. Несомненно, Керенский не кривил душой. Но в ноябре он и сам стал беглецом.
В шестом часу члены царской семьи и их спутники наконец-то услышали звуки клаксонов. Керенский уведомил Николая Александровича, что поезда поданы, а багаж погружен. Отъезжающие сели в автомобили и в сопровождении драгун 3-го Прибалтийского полка поехали на станцию. Лучи поднявшегося над горизонтом солнца освещали городские здания. На путях стояли два состава. Первый под японским флагом. На спальном вагоне международного класса надпись: "Японская миссия Красного Креста". Царская семья подошла к этому вагону. Платформы не было, солдаты на руках подняли императрицу, великих княжон и остальных женщин. Как только пассажиры и охрана заняли свои места, оба состава, один за другим, тронулись.
32. СИБИРЬ
Хотя поезд, в котором ехал со своей семьей и приближенными Николай Александрович, не был царским вагоном, по словам Жильяра, оказались удобными. Он состоял из wagons-lits [(Спальные вагоны (франц.))], столового вагона, набитого бутылками вина из дворцового погреба, и багажных отделений, загруженных коврами, картинами и гарнитурами из дворца. В шкатулках Императрицы и ее дочерей находились их драгоценности стоимостью по меньшей мере миллион золотых рублей. Кроме генерал-адьютанта графа И.Л.Татищева, гофмаршала князя В.А.Долгорукова, фрейлины графини А.В.Гендриковой, гофлектрисы Е.А.Шнейдер, лейб-медика Е.С.Боткина и Пьера Жильяра, царскую семью сопровождали два камердинера, шесть служанок, десять лакеев и служителей, три повара, четыре кухонных помощника, официант, заведующий погребом, няня, гардеробщик, парикмахер [(В действительности царскую семью сопровождало 39 человек, позднее в Тобольск прибыло еще шесть человек, в том числе преподаватель английского языка С.И.Гиббс и доктор В.Н.Деревенько. Из этого числа трое не были допущены к семье.)] и две собачки породы спаниель. Полковник Кобылинский со стрелками I-го полка ехал в царском поезде, солдаты 2-го и 4-го полков - во втором составе.
Распорядок дня во время "путешествия" был такой же, что и во дворце: завтрак в восемь, утренний кофе в десять, ленч в час, чай в пять и обед в восемь часов вечера. Каждый вечер после шести часов поезд останавливался, чтобы государь и его дети могли в течение получаса прогуливать своих спаниелей. Александра Федоровна в этих вылазках не участвовала. Она сидела у открытого окна, обмахиваясь веером. Однажды, привстав на цыпочки, солдат протянул государыне цветок подсолнуха, и она с благодарностью приняла этот знак внимания.
Четверо суток, стуча на стыках рельсов, ехали поезда на восток, через раскаленную солнцем, присыпанную пылью Европейскую Россию. Жителей пассажиры не видели. Каждая станция оцеплялась войсками, жалюзи на окнах опускались, выглядывать в окна запрещалось. Но на станции Званка (нынешний Волховстрой) поезда были остановлены. В купе полковника Кобылинского вошел высокий седобородый мужчина, который заявил, что его товарищи железнодорожники желают знать, кто едет в поезде. Кобылинский предъявил ему мандат за подписью министра-председателя, и семафор был открыт.