Никелевая гора. Королевский гамбит. Рассказы

По его словам, четыре года назад, когда «Иерусалим» в последний раз пришел в Нантакетскую гавань, его в большом волнении встречали оба судовладельца, два сморщенных старых китолова, давно уже на покое, один по имени Тобиас Кук, другой Джеймс Т. Хорнер. Были они согбенные и неусыпно зоркие, как два филина, и знали все древние секреты — если судить по носам. Едва только установили сходни, как они уже очутились на борту и заперлись в каюте с капитаном. Там они провели некоторое время, то шептались, то гоготали в голос и хлестали ром, что твои пираты после удачного дела. Потом вместе с капитаном вышли на мостик, все трое слегка взъерошенные, в растрепанных чувствах и пышущие пьяным весельем, как раздутые, расписные паруса, и, слова не сказав команде, двинули на берег. Матросам все стало известно от хозяев гостиницы, от других китобоев и их родственников. Оказывается, за полгода до того поступило сообщение, что «Иерусалим» затонул, застигнутый штормом в районе Невидимых островов, и привез его не один какой-то корабль, а целых три — все надежные американцы. Все трое хорошо знали погибшее судно, клялись, что разглядели знакомых в шлюпках и название судна, отчетливо выведенное саженными буквами по скуле, и даже резную раскрашенную носовую фигуру. И еще одно, совсем загадочное обстоятельство, которое тем не менее невозможно было отрицать: когда все уже скрылось в глубине — и наполнившийся водой корпус корабля, и весь, до последнего человека, экипаж, — напоследок из глубины вынырнул один предмет и был поднят на борт китобойца «Касатка». Речь идет о писанной маслом картине, которая, как было известно родным капитана Заупокоя, висела у него в каюте. Спасенная картина существует и по сей день — как утверждал Билли Мур, — и, когда ее сравнили с той, что висит, целая и невредимая, в каюте «Иерусалима», оказалось, что они полностью одинаковые, если не считать дыры от крюка, которым ее вытаскивали из воды, да некоторого ущерба от соленой воды.

— Ничего себе байку рассказываешь ты другу, Билли Мур, — говорю я.

— Это точно, — отвечает он со своей ангельской улыбкой.

— Сам ты, понятно, не позволил себя обдурить и не поверил в эдакие глупости?

Он опять улыбается как невинный младенец.

— Вот именно, что поверил, брат, и даже сейчас верю. Я ведь, если разобраться, человек темный и с предрассудками.

Я засмеялся. Он тоже. Меня немного отпустили мои постоянные страхи и подозрения насчет Августы. Слишком необъятен и прекрасен был день вокруг, он не допускал мыслей о зле и черных тайнах. Даже алмазный блеск айсбергов, даже чисто метафизическая возможность гибели не содержали зла. Мир был музыка — и белые птицы вокруг, и гимн естественному ходу вещей, и земля сливалась с небесами.

— Дело в том, что я видел обе картины, Джонатан, и еще я разговаривал со старшим помощником с «Касатки» — он один не успел тогда уйти в новое плаванье. И, что еще важнее, я сидел вместе с нашим капитаном в его большом белом доме, и там со мною был старший помощник Ланселот, и все остальные, и три господина, которых капитан выписал из Филадельфии. Ученые. Двое по крайней мере ученые. А третий — специалист по спиритическим трюкам, говорят, жулик и ловкач в своем деле, каких мало. Этот заинтересовался, потому что на картине-то изображен был он. Заупокой на него просто молился, он ведь, как ты знаешь, вообще любитель всего сверхъестественного. И будто бы этот портрет обладал чудесной силой. Мне и в голову не приходило усомниться в том, что «Иерусалим» действительно затонул и все было именно так, как рассказывали очевидцы, да и никому другому тоже — тем более когда этим занялись специалисты. Мы могли только гадать, почему да отчего.

Он подул себе на руки, согревая пальцы, и снова приступил к работе. Как видно, все, что хотел, он уже сказал. Но я не мог этого так оставить. Я спросил:

— Так вы, значит, порешили между собой — все, кто там сидел, — отправиться на место и посмотреть своими глазами?

Он засмеялся.

— Не совсем. Капитан и трое специалистов вышли в другую комнату и там разговаривали. Время от времени они приглашали туда то одного, то другого, задавали вопросы. А мы, остальные, сидели, шутили об этом загадочном происшествии, а у самих то и дело ледяная дрожь по спине, но чтоб отправиться исследовать — такого и в мыслях ни у кого не было. Просто шутили, пили ром, ели горячий суп, что наварила капитанская дочь, да толковали обо всем этом деле в большом капитанском доме окнами на залив, и так чуть не до рассвета. Большинство из нас раньше в этом доме не бывали. Прекрасный дом, скажу я тебе. Из такого впору империей править, места столько, что согреться невозможно, и, однако, повсюду бронза, серебро, золото, мертвец эскимос вспотел бы от страха, как бы оттуда чего не сперли.