Ничего не изменить

Двое стариков с замирающими сердцами, словно дети в предвкушении праздника, побежали к лачуге и распахнули дверь. Их встретили запустение и пыль в лучах заходящего солнца. Здесь никого давно не было, домик был пуст, если не считать старый диван, несколько книжных полок и ящики вдоль стены. Снова и снова Виктор переживал чувство безвозвратно утраченной надежды. Внешне моряк всегда старался выглядеть крепче, грубее, серьезней, но это была лишь маска, которая не выделяла его среди простого морского и рабочего сословия. И вот, на склоне лет, он ощущал удары судьбы по хрупкому внутреннему миру, рушащие последние карточные домики веры в лучшее. А с надеждой и верой уходила сама жизнь – невероятно соблазнительным казалась Смутьянову возможность оборвать всё это, закончить, закрыть глаза и не открывать больше. Он так и сделал – закрыл глаза и упал от бессилия на колени, опершись руками на доски ветхого пола. Старый моряк плакал, стоя на четвереньках, не в силах перенести больше всего этого. Конец света начался для Виктора не с ударом ракет, а гораздо раньше – тогда, когда он был отправлен в запас, как бесполезная вещь. Все, что навалилось на него потом, было лишь подписью под договором о безоговорочной капитуляции старого человека перед трудностями жизни. Возможно, стоило перестроиться, остаться и привыкнуть к квартире, быту, забыть о море. Но теперь, когда ничего от прошлой жизни не осталось, к чему ему было привыкать, с чем смиряться? С холодом, болезнями, утратой надежды? Со скорой и неизбежной смертью? Так не будет её. Старуха с косой придет не сразу, не мгновенно, как в сказке, а будет медленной пыткой, длиной в неделю, месяц, год. Ничего не изменить. Он застрял посреди жизни и смерти.

– Виктор, вставай… – Симонов тронул товарища за плечо.

– Не… хо… чу… – роняя слезы старый моряк мотал головой.

– Надо, родимый, ну надо, – Вячеслав с трудом поднял товарища и поставил на ноги – Сам же говорил, не время, нельзя нам руки опускать.

Симонов усадил товарища на старый скрипучий диван и ушел за вещами на катер. Когда он вернулся, Смутьянов все ещё плакал, размазывая слезы по щекам. Боль отразилась в лице дозорного – он не мог смотреть на своего друга, который так неожиданно сломался перед обстоятельствами. Сильный, волевой он теперь сидел на пыльном диване со свисающей с уголка рта слюной, как слабоумный. Моряк кинул вещи в угол и сел рядом с Виктором, обняв его.

– Ну чего ты, Вить, нормально все! Не нашли мы людей тут, может и к лучшему, сейчас в мире черти что происходит: кто остался все убивать друг друга примутся, грабить, насиловать, а мы пока обходим все эти беды. Может оно и к лучшему, прекращай!

– Я…я устал… – моряк уронил лицо на руки и весь затрясся, сжался в рыдании.

– Ну отдохни, отдохни, Вить, никто не торопит же! Побудем тут, приведем себя в порядок, а потом куда захочешь, туда и двинем, какие проблемы? Мичман, ну ты чего, держись давай! – Симонов похлопывал товарища по спине. – Всем сейчас сложно, думаешь мне легко было одному в протравленном городе с тобой лежачим? Тяжело, но ничего, держался. Ну… ну что же ты… нельзя так! Не сейчас только!

Проплакавшись, Виктор откинулся на спинку дивана и невидящим взглядом уставился в потолок. Решение назрело само собой. Но только не здесь – не хочется доставлять неудобства Симонову. Он нащупал рукоятку ТТ в сумке из-под противогаза.

– Выйду… подышу, – шкипер встал и вышел из домика. Вячеслав не стал его останавливать, позволил побыть товарищу одному. Сейчас всем тяжело, это верно, но теперь это стало совершенно невыносимо. Эгоизм? Да, вполне. Но действительно, нет сил уже терпеть все это безумие. Не должно было так случиться, не с ним, не ради этого он спасался столько раз. Дальше лишь жалкое существование в мире дегенератов, мародёров и преступников. Стоит оно того? Нет, определённо. Оставлять Симонова одного совершенно не хотелось, но придется выбирать. Виктор выбрал.

Пошатывающейся походкой он вышел на пригорок у моря. Мягкий свет заходящего солнца упал на моряка, множество звуков доносились из леса, шумели волны. Природа жила, но надолго ли? Сюда придут пожары, люди за топливом и скоро от всего этого ничего не останется. Шкипер достал пистолет, и его замутило. Вот и всё. Приставить к виску, нажать и… и уже ничего не изменить. Перестать менять этот мир, перестать менять себя, просто уйти, как множество людей на этой земле. Симонов, возможно, последует его примеру и это будет мудро. Им всё равно конец.