— Это уж точно! Вам не повезло: вы принадлежите к большинству. Или повезло? Принадлежать к большинству полезнее, чем к меньшинству. Взять, к примеру, вашу же фирму. Но в данном случае, это невезение. И большая часть населения нашей великой и могучей страны живет бедно. А некоторые и нашу с вами жизнь считают за роскошь. Могу рассказать про свои материальные трудности: квартира у меня, правда, отдельная, осталась за моей женой, когда бывший муж пошел под суд за убийство. Зарплата тоже от государства, а оно щедростью и пунктуальностью не отличается. То есть, деньги задерживают. Жена учительница, причем в обычной общеобразовательной школе, а не в дорогом модном лицее. Что еще? Да, ребенок. Усыновленный мною. Денег хватает дотянуть до очередной выплаты государством неоднократно задержанного. Как все, делаю долги, когда совсем прижмет, еду к маме за заготовками. Огурчики, помидорчики. И наша любимая картошка. Мама у меня, кстати, пенсионерка, ей надо помогать. Отца нет. Машины не имею, в рестораны не хожу, одежду покупаю на самом дешевом рынке. Только вас все равно не понимаю; хотя мы вроде бы товарищи по способу выживания.
— Вы мужчина, вам проще.
— Да? И кто это сказал, что мужчинам проще? То, что мы не рожаем и аборты не делаем, это, конечно, существенно облегчает нашу мужскую жизнь. Но, с другой стороны, женщина всегда может спрятаться за свою слабость, за беременность, роды, за изначально отведенное ей положение второго лица. Которое выглядывает из-за спины мужчины. А куда спрятаться мужчине? За какие слабости, если они ему по должности не положены? Женщина может и без работы остаться, годами дома сидеть, никто ее не упрекнет, потому что она женщина. А мужчина — добытчик, кормилец. Если семья живет бедно, позор ему, а не жене. Всем всегда и все достается поровну, запомните это. Если бы люди могли меняться друг с другом своими ношами, они бы поняли, что беды у них разные только по сути, но не по весу… Спасибо, что вы пришли сюда извиниться, могли бы просто сделать вид, что ничего не случилось. Тем более, что мы с вами завтра расстаемся. Окончательно. Не думаю, что придется где-нибудь еще пересечься, так что можете не терзаться: завтра все кончится.
— Да? Так вы не будете искать, кто убил Пашу и Валеру?
— Я похороню эту тайну в глубине своей оплеванной души! — торжественно заявил Леонидов, положив руку на тарелку с остатками бутербродов вместо положенной Библии. — Клянусь! Вы успокоились?
— Не знаю. Как-то не по себе.
—А это, милочка, совесть. Грызет червячок-то?
— Меня просто знобит. И токсикоз.
— Ну да. Идите к себе в номер, может вас вырвет.
— Фу!
— А что? Не держать же в себе всю эту дрянь?
— Да? Так я пойду. Спокойной ночи.
— Где уж. Покой нам только снится, — пробормотал ей вслед Леонидов, плотнее закутываясь в одеяло.
Реверансы Эльзы были ему не вполне понятны. Что она там задумала? Неспроста этот визит. И перемена показаний неспроста. Здесь кроется какая-то тайна. А тайны Леонидов обожал. И, видимо, не он один.
Когда Эльза скрылась в своем номере, и раздался скрежет ключа в замочной скважине, он громко и отчетливо сказал:
— Татьяна, выходите! Там дует у двери.
Раздался скрип двери, которая после его слов открылась, и жена трагически погибшего управляющего Валерия Иванова неуверенно вышла в холл. Пытаясь приглядеться в темноте.
— Диван здесь, — сказал Алексей. — И я на диване тоже здесь.
— Как вы узнали, что я подслушиваю? — спросила Татьяна, подойдя к дивану. И опускаясь на место, еще не остывшее от сидения на нем Эльзы.
— Во-первых, у меня тонкий слух. Я уловил, как скрипнула дверь. Во-вторых, вы громко дышите. А в-третьих, я ни за что не поверю, что резкая смена настроения Эльзы обошлась без вас. Вы следите за тем, чтобы она чего-нибудь лишнего не сболтнула? Ну и как? Она справилась?
— Откуда вы знаете, что это я ее уговорила?
— Вчера при выносе тела вы так по-семейному держались рядышком, — скромно сказал Алексей. — А еще поутру за волосы друг друга таскали. Значит, нашли-таки общий интерес?
— Я все равно ее ненавижу. Ненавижу!
— Не сомневаюсь. Но что-то вам от нее надо?
— Не ваше дело.
— Как это оригинально! Вы, сотрудники фирмы «Алексер», словно сговорились. «Это не ваше дело!» — слышу я от каждого. Получается, что ничье дело не мое. Сам-то понял, что сказал? — и он тяжело вздохнул. — Хорошо, пусть и это будет не мое дело. Бедная Эльза! Как она любила вашего мужа! Безумно любила! Даже ребенка от него оставила, хотя ей, бедняжке, тяжело придется. Вот это любовь! В наше время редкость.
Он так расчувствовался, что чуть слезу не пустил. Но ожидаемый эффект был достигнут: Татьяна разозлилась.
— Что? Любовь? Да вы ничего не знаете! Она мерзавка! Она жадная, расчетливая тварь! А какой прикинется овечкой: ах, как мне тяжело кормить семью, ах, как я любила бедного Валеру! Если бы любила, ни за что бы не согласилась отдать мне ребенка.
— Как это отдать? — опешил он.