Ничего, кроме личного

Сотрудники наперебой начали гадать, что за гусь такой этот Петр Петрович и почему его сюда прислали. Версии расходились кардинально. Кто-то намекал, что Петр Петрович заброшен к ним с целью проверки коллектива на предмет вольнодумства. Кто-то, наоборот, доказывал, будто он тайный агент лоббистов. Поговаривали, что он когда-то кому-то оказал услугу, и вот теперь почему-то ему нужно отсидеться в министерской тиши. Словом, версии были на любой вкус.

Не смея спросить у самого Петра Петровича, коллектив начал обхаживать его цветочную секретаршу. На прямой вопрос, чем раньше занимался ее шеф, Анжелика дала исчерпывающий ответ: «Мутьки разные мутил». Все удовлетворились, решив спросить у интернета, что такое «мутьки». Но интернет не знал. Знала только Анжелика.

Петр Петрович вел себя уверенно и доброжелательно. Он всех бил по плечу и предлагал перейти на «ты». Многие переходили, но только в одностороннем порядке.

Никанор Иванович интуитивно чувствовал, что Петр Петрович способен вывести Тихона за грань их трудового коллектива. Они были эстетически несовместимы. Щеголеватый Тихон Ерофеевич кривился, разглядывая топорную фигуру Петра Петровича и его неухоженные ногти.

Буря разразилась нежданно.

Сборная России по футболу в очередной раз провела не слишком удачный матч. В принципе, к этому следовало привыкнуть и менее эмоционально реагировать, но Петр Петрович расстроился, как ребенок. Он приставал ко всем с вопросом: «Не, ну ты видел?» – и очень гневно отзывался о тренере российской сборной. Сослуживцы не перечили, возлагая надежды на Анжелику, которая одна могла успокоить возбудившегося шефа.

Со своим неизменным «Доколь?» Петр Петрович приставал ко всем, кого встречал в коридоре, туалете и столовой. Дошла очередь и до Тихона Ерофеевича.

Петр Петрович задал контрольный вопрос:

– Не, ну ты видел вчера?

– Что именно? – до обидного равнодушно уточнил Тихон Ерофеевич.

– Ну ты даешь! Футбол, конечно.

– Нет, я вчера не смотрел.

– Так наши же играли, – опешил Петр Петрович.

– Не имею пагубной привычки болеть за нашу сборную.

– Не пойму тебя. Ты, что ли, футбол не любишь?

– Почему? Футбол люблю.

– Ну?

– Именно поэтому предпочитаю смотреть хорошие клубы. «Манчестер Юнайтед», например.

Повисла тяжелая пауза.

– Ты за пиндосов, что ли, болеешь? – зловеще спросил Петр Петрович.

– Насколько я понимаю, на языке вашего брата пиндосами называют американцев, – ехидно ответил Тихон Ерофеевич. – А Манчестер – это город в Англии.

Не дожидаясь, пока Петр Петрович переварит услышанное, он покинул место их встречи. Своей щеголеватой походкой с налетом пижонства он пошел в свой кабинет, спиной чувствуя тяжелый взгляд любителя российского футбола.

Он ушел, а Никанор Иванович, который был неподалеку и все слышал, подошел утешить Петра Петровича. В самом деле, нельзя было оставлять человека в таком состоянии.

– Не обращайте внимания, – учтиво посоветовал он.

– Вот падла! – Петр Петрович был безутешен.

– Ну… у таких людей своя картина мира.

– Какая еще картина? На Родину плюет!

– Я же говорю, у таких людей все иначе…

– Не пойму, как иначе?

– Ну… Нетрадиционная ориентация… в вопросах родины.

– Нетрадиционная, говоришь? – машинально переспросил Петр Петрович.

И тут до него дошло.

Он выпучил глаза:

– Так он того? Из этих? Из голубых?

Никанор Иванович многозначительно и скорбно кивнул.

– А я смотрю, он пиндосов защищает! Теперь понятно! Теперь все сходится!

Бикфордов шнур был подпален. Оставалось ждать, когда прогремит взрыв.

И он прогремел на корпоративе в честь надвигающегося 8 Марта.

Чиновники собрались на вечеринку, проклиная дурацкую традицию совместных застолий. За долгие годы они устали друг от друга до чертиков, но пропустить мероприятие никто не смел. Начальство могло расценить это как проявление недостаточной корпоративной лояльности. Сегодня корпоратив пропустил, а завтра Родину продал.

Единственным человеком, искренне радующимся возможности собраться вместе и как следует «накатить», был Петр Петрович. В приподнятом настроении была и Анжелика, сверкающая блестками на платье. Правда, ее расстроил букет, которым ее одарили как представительницу прекрасного пола. Она окинула его оценивающим взглядом профессионалки, вздохнула и посоветовала в следующий раз подарить ей лучше деньги.

Все шло хорошо. Петр Петрович пил много и радостно. Правда, чрезмерно. Наконец он дозрел до тоста. Встал, дождался тишины и предложил:

– За дам! Мужчины пьют стоя!

Проклиная его «оригинальность», осоловевшие и обожравшиеся сослуживцы начали медленно подниматься. Петр Петрович зорко следил за тем, как выполняется его команда. Вдруг он рявкнул, обращаясь к Тихону Ерофеевичу:

– А ты куда? Сиди! Я же сказал, мужики пьют стоя. Только мужики!

Все замерли.

Тихон Ерофеевич побледнел и упрямо продолжал стоять с фужером в руках.

– Сидеть! Кому говорю? – просипел Петр Петрович. – Добром прошу.

Тихон стоял с непроницаемым видом. Только фужер мелко подрагивал в его руках.

Петр Петрович попытался усадить Тихона Ерофеевича, применив силу. С брезгливым выражением лица он начал давить ему на плечи, словно прижимая к стулу.