Тихон молчал, ругая себя за несдержанность. Он уже готов был извиниться, но Ольгу было не остановить.
– Совать нос в наши дела я никому не позволю. Я бы никогда не стала обсуждать твою жену. Если бы она у тебя была, – усмехнулась Ольга.
Эта усмешка имела явный подтекст. И Тихон его уловил. Речь шла о его нетрадиционной ориентации. Ему казалось, что Ольга или давно забыла об этом, или ей все равно. Оказалось, что помнит, и не все равно. Знает, что тут у него уязвимое место и прицельно бьет по нему.
– Тогда и ты меня послушай, сестренка, – покрываясь пятнами гнева, сказал Тихон, – я дам тебе четверть, но это последнее, что ты получишь от меня. Впредь прошу меня не беспокоить. И когда твой недоделанный кулинар пустит все по ветру, а потом, спасаясь от твоего крика, бросит тебя, ты ко мне не беги. К черту! – Тихон развернулся и пошел от нее прочь.
Наверное, еще было не поздно окликнуть, догнать, вернуть. Но Ольга стояла и смотрела на его удаляющуюся спину. Она понимала, что произошло непоправимое. Игра слов завела их в тоннель, из которого можно выбираться только порознь.
Спина колыхалась. То ли Тихон шел пошатываясь, то ли влага на глазах искажала картину. И еще очень щипало в горле. Ольга облизала мокрые губы. Они имели соленый вкус.
Телефонные разговоры
Всю неделю, что Ольга Петровна отдыхала в Венеции, Виктор места себе не находил. На десятки ладов он проигрывал одну и ту же сцену, варьируя степень ее идиотичности. Вот он подходит к Антону и говорит ему:
– Привет! Ты четверть жене отписываешь? Молодец! Не будь жадиной, подари и мне четвертушку.
Антон спрашивает:
– Ты больной? С какого перепоя тебе четверть?
– А с такого, что я стучу на тебя уже целый год, еженедельно, как дятел. И если я сейчас стукну, то кто-то будет сильно не доволен, и тебя в бараний рог согнут. И останется твоя жена без подарочка. Хочешь, чтобы я молчал, поделись по-братски.
В этом месте Антон бил ему морду или плевал в лицо, иногда делал это одновременно.
От идиотизма такой сцены Виктор впадал в состояние, пограничное с помешательством. Начинал нервно смеяться, а потом пить виски.
Подогретое алкоголем сознание рисовало еще более замысловатые картинки. Вот он подходит к Антону и говорит в упор:
– Привет, Антоха! Чем я хуже твоей жены?
– Виктор, ты лучше жены. Она мне мяса не дает.
– Ленка вообще к тебе невнимательна. Не то, что я.
– В каком смысле?
– Я очень внимательный. Можно даже сказать бдительный. Я каждую неделю стучу на тебя.
– Какой ты молодец! И что ты за это хочешь?
– Пустяк! Дай мне четвертину элеватора.
И опять ему бьют морду.
Виктор представлял себя со скособоченным окровавленным носом и открывал новую бутылку. Он уже запутался, что у него болит, душа или нос. Пил как будто вливал в себя обезболивающее. Но анестезия не помогала, фантомные боли от разбитого носа смешивались с душевными страданиями, и все шло по кругу.
Влада не мешала. Она считала, что он вливает в себя наркомовские сто граммов, чтобы идти в атаку. Пусть пьет. В конце концов на вырученные капиталы вполне можно найти приличную клинику, где освобождают от алкогольной зависимости.
Виктор с вечера пил настойчиво и сосредоточенно, поэтому на работе выглядел не самым лучшим образом. Под глазами залегли страдальческие тени, а нос разбух и покраснел, как будто заранее готовился принять удар возмездия.
Антон с тревогой поглядывал на друга, но молчал. Он однозначно связывал это с Владой и тактично не задавал лишних вопросов. Слишком сексапильная подруга у Виктора, она, как дальний свет от встречных фар, слепит глаза, так и до аварии недалеко.
Только раз не выдержал:
– Виктор, у тебя все в порядке? Выглядишь ты как-то паршиво.
«Вот он, шанс. Сейчас самое время сказать в ответ, что не только выгляжу, но и чувствую я себя так же. Потому что прошу от тебя долю в бизнесе за молчание», – подумал Виктор. Набрал воздух и сказал:
– Нет, тебе показалось. Все нормально.
«Не хочет говорить, – по-своему понял ситуацию Антон. – Все-таки допекла его эта Влада». И тактично устранился от выяснения подробностей. Перешел к деловым вопросам:
– Что там с разделом собственности? Движется?
– Все нормально. «Путь к себе» скоро примет на грудь тяжелую ношу, четверть элеватора. Заканчиваю подготовку бумаг.
– Спасибо. Что бы я без тебя делал?
Виктор представил себе перекошенное разочарованием лицо Влады, снова набрал воздух как перед глубоким погружением и сказал:
– Только… Я хотел тебе сказать… Тут такое дело…
– Какое? Я слушаю тебя. – Антон спокойно ждал ответа.
Виктор колебался. Он пинками гнал себя к пропасти, куда безвозвратно рухнет их недавно родившаяся дружба, но зато он получит то, что сделает его достойным Влады. Сейчас он скажет и про звонки, и про цену своему молчанию. Сейчас-сейчас. Вдох-выдох.
– Виктор, ты что-то хотел сказать?
– Да… Мне… Мне не нравится название «Путь к себе». Дурацкое, если честно. – И он вытер испарину.
– Согласен, – рассмеялся Антон, – но это Ленкина придумка. Это еще что! Она как-то кошку Чакрой назвала.
– И что кошка?