Ничего, кроме личного

Оказавшись в гостиничном номере и осознав, что вместо романтического вечера случился обычный пьяный курьез, Ольга завыла белугой. Она сама все испортила, собственными руками пришлепнула надежду. «Терять больше нечего», – рассудила Ольга и приступила к серьезному разговору, который всегда считала апофеозом глупости в отношениях между супругами. Но алкоголь заставил пересмотреть жизненные принципы.

– Так ты меня бросаешь?

– Оль, давай ты сейчас уснешь, нам завтра с утра в аэропорт.

– Нет, давай поговорим.

– Давай спать.

– Не дам я тебе спать. Отвечай: бросаешь?

– Господи, ты уймешься сегодня?

– Бросаешь?

Михаил ушел чистить зубы. Сквозь алкогольную завесу Ольга уловила, что он не сказал: «Да, бросаю». Это подняло настроение. И когда он вышел с чистыми зубами, она приступила к допросу с утроенной силой.

– Вот ты мне скажи, какого рожна тебе не хватало?

– Хватало, всего хватало, давай ложиться.

– Врешь! Повторяю вопрос: какого рожна?

Михаил потер виски и сказал:

– Если скажу, отстанешь?

– Да, – не моргнув глазом, соврала Ольга.

– Я устал проигрывать в сравнении.

– Кому?

– Твоему брату.

– Тихону? – уточнила Ольга, как будто у нее было несколько братьев.

– Он твой вечный идеал. С ним у тебя дела, а со мной делишки, – Михаил горько усмехнулся. – Я по сравнению с ним полный неудачник. Только и слышишь, какой Тихон хваткий и настойчивый. Не Тихон, а какой-то министерский Илья Муромец! – Михаил осекся, понимая, что разговаривает с пьяной женщиной, что глупо.

Ольга молчала, переваривая про Илью Муромца. Она всегда путала его с Алешей Поповичем. Наконец она сказала:

– Глупый, ты не понимаешь. Ты – это ты, а он – это он. Ты тоже… Муромец.

Она хотела добавить еще что-то умное и обнадеживающее, даже ласковое, но Михаил лег, нахлобучил на ухо подушку и притворился бревном.

Пришлось заканчивать разговор в самом интересном месте. Уже засыпая, Ольга успела подумать: «Блин! Мишка не переживет, если Тиша элеватор сожрет». Ее немного тошнило, поэтому мысли формулировались в грубоватой форме.

Во время полета Ольга размышляла над словами Михаила. Ее кидало то в жар, то в холод, и стюардесса прокляла все, то принося, то унося плед.

Когда самолет пошел на посадку, Ольга созрела до мысли, что приобретение элеватора нельзя пускать на самотек. Ей даже показалось странным, что прежде она об этом не подумала. Хватит ей получать от Тихона подачки в форме щедрых подарков. Ей нужна доля в собственности, хотя бы четвертушка.

Почему четвертушка? Потому что десятая часть мало, а половина много. Примерно так Ольга определила меру своих притязаний. Она подарит этот кусок мужу, и Михаил почувствует себя хозяином. Ничуть не хуже Тихона. Муж будет управлять этим активом, следить за котировкой его стоимости, страдать от кризисов, обсуждать деловой климат в стране, смотреть бизнес-каналы, словом, маяться ерундой, которая высасывает из мужчин всю энергию. Тонкошеей ничего не достанется.

К тому же она знала мужа: у него много недостатков, но в их числе нет коварства и неблагодарности. Приняв такой подарок, он останется с Ольгой на веки вечные. Раньше Венеция уйдет под воду, чем он уйдет от жены.

Ольга выходила из самолета в полной уверенности, что знает рецепт спасения своего брака. Нужно лишь отрезать четвертушку Тишиного пирога и вручить этот кусок Михаилу. Детали предстоит продумать, но общая задача ясна.

Так из союзницы Тихона она перешла в стан его конкурентов. Этот переход не сопровождался муками совести. Во-первых, брату останется три четверти, что очень неплохо. Во-вторых, и это главное, когда на кону семья, все средства хороши.

Взять ту же тонкошеюю. Списала фразу с Колчака и ничего, не поморщилась. Щепетильность на войне неуместна. Или ты, или тебя.

И что может быть благороднее, чем воевать за свою семью? Ответ очевиден: ничего. Когда у тебя нет тонкой шеи, приходится брать другим местом. Ольга сделала ставку на свою голову.

Три пираньи

Тихон Ерофеевич жил вполне счастливо. С некоторых пор он стал непробиваем для плохого настроения. Если на него срывался шеф, брызгая слюной на лацкан его нового пиджака, то Тихон Ерофеевич терпеливо ждал, когда тот проорется и отпустит его. Стоило вернуться в свой кабинет, опуститься в глубокое кресло, как мысли об элеваторе возвращали ему душевный покой. Он мечтал, как обхватит руками его мощные колонны, начиненные зерном. Примерно так же солдат мечтает о дембеле, чтобы обхватить руками груди оставленной подруги. И эти видения прогоняли печали, как солнце высушивает туман.

Тихон Ерофеевич плавал в своих мечтах, не подозревая, что в этих же водах пасутся три пираньи. И у каждой был свой резон.