Когда Евгения Лазаревна пришла в госпиталь на очередное дежурство, она увидела людскую толпу возле придорожных кустов рядом с грязно-серыми сооружениями госпиталя. Шёл мелкий злой дождь, и дорожное месиво противно хлюпало под сапогами, пока Женя, предчувствуя недоброе, подбегала к толпе, состоящей, в основном, из любопытных прохожих и некоторого количества военных специального антиуголовного армейского подразделения. Протолкавшись, наконец, к центру человечьей массы, она увидела страшное… Изуродованный голый труп Сарыh с окровавленными бёдрами, вздувшимися сизыми грудями и страшно выпученными глазами распухше-синегубого лица валялся на земле, широко раскорячив толстые ноги… От ужаса Женя потеряла дар речи и застыла в ступоре…
Позже она узнала, что её коллега слишком долго заигрывала с батальоном солдат, расквартированного в городе мотострелкового полка…
Вечером, всё ещё передёргиваясь от чудовищности произошедшего, Евгения рассказывала Ларисе Михайловне и хозяевам о Сареh…
– …Служила в медсанбате, где-то на севере на Ольском полуострове…
– Боже, ведь там же и Леольh служил! – прервала её Лара…
– Как она сюда и в госпиталь попала, не знаю. У неё там ведь всякие блаты-переблаты… Приехала, уже будучи замужем. Муж, вроде, приличный, интеллигентный человек. Правда, со странностями. Но вполне безобидными… К примеру, был до невозможности брезглив. До такой степени, что, когда приходил иногда в госпиталь, как голоден не был, кушать здесь не мог. Его тошнило…
– Да, бывает такое, – сказала Василиса Пантелеймоновна и почему-то посмотрела на Фёдора Ивановича.
– Как он с ней связался, не понимаю, – продолжила Евгения…
– Любовь зла, – вставил Фёдор Иванович и тоже почему-то посмотрел на Василису Пантелеймоновну…
И ещё рассказала Женя, как во имя свободы собственного блуда, пользуясь своими связями, Сараh добилась того, что её мужа признали душевнобольным и засадили в психушку…
– В то время как психически ненормальной была она сама, – возмущалась Евгения Лазаревна. – Уж поверьте, я кое-что в медицине понимаю…
Что ж, добавлю я, трагический рассказ о Сареh – классический случай, гениально описанный одним замечательным писателем… По сути дела, всё человеческое сообщество – это огромная палата, уж не знаю под каким номером, в психбольнице Мироздания. Палата, в которой одна часть сообщества, проявляя синдром подлости (в частности, из-за психически ненормально гипертрофированных прихоти, похоти и жадности) устанавливает для другой части сообщества диагноз неполноценности-неконкурентоспособности, издеваясь над ней и заставляя её работать на себя…
За разговорами не услышали, как в дверь постучали… Постучали сильней… Ещё сильней… Услышали… Фёдор Иванович открыл дверь… На пороге стоит русоголовый, маленького роста, худощавый офицерик в звании капитана, заявляющий, что он от начальника штаба второй армии Юго-Западного фронта войск Сибирской республики и что пришёл за Ларисой Михайловной Григфориной с намерением забрать её в управление армии…
Все страшно удивились… Потом удивились ещё больше, когда Женя воскликнула:
– Славик!
Выяснилось, что они из одной школы. Лучше того, – из параллельных классов. Начались воспоминания… Потом Лара, спохватившись, что пришёл-то капитан за ней, сказала:
– Я пойду переоденусь.
Когда она вернулась, Женя и Славик продолжали беседовать, неотрывно глядя друг на друга… Хозяева же тактично удалились… В голове у Лары зазвучало «ниточка завяжется», она опять вспомнила своего, затерявшегося в джунглях человеческой бойни любимого, и поникла…
Пять тысяч пятьсот пятьдесят пятая отдельная штрафная рота седьмой армии Южного фронта (который бурлил уже недалеко от Иева) войск Справедливого Союза, до отправки на передовую, прибыла в мёртвый город Рн
Вопреки расхожему мнению, нейтронное тактическое оружие наносит в радиусе своего действия значительный вред не только живой силе и технике, но и сооружениям, ибо оно даёт в этом радиусе значительную взрывную волну. Применённое же в массовом количестве, такое оружие не уступает по разрушениям обычному конвенциональному оружию с той разницей, что люди, не находящиеся в убежищах,
Но всё же его применили, и потому город был практически мёртв, ибо большинство населения, по обычной ложной храбрости или халатности, не побежало в убежища по сигналу воздушной тревоги. Уцелели лишь дети, постоянно находившиеся в убежищах, и те немногие взрослые, которые тоже были там.
Рядовой пять тысяч пятьсот пятьдесят пятой отдельной штрафной роты Леольh Фраh с болью и ужасом взирал на россыпи разлагающихся трупов на полуразрушенных улицах, и мрак окутывал его душу.