Нич Ниднибай

Дежурная медсестра лечебного отделения военного полевого госпиталя легкораненых госпитальной базы Юго-Западного фронта войск Независимой Сибирской республики, обладательница густой, чёрной копны волос и миниатюрной фигуры, сидела за небольшим, вероятно, бывшим когда-то благородно-коричневого цвета, слегка перекошенным столом отделения и училась. Да, училась. Ночью, в пространстве, почти лишённом фотонов света, улучшив минуту, когда в отделении почти никто не стонал, а старшая медсестра Сараh закрылась с санитаром Уемотиным в перевязочной. Училась, ибо, как почти всякая девушка из приличной (подчёркиваю, – приличной) удейской семьи, она мечтала после войны пойти учиться на врача. И таким образом увлёкшись решением задачек по алгебре, она вдруг почувствовала чью-то руку на своём весьма небольшом плече. В испуге вскочив с табуретки так, что последняя упала (слава Богу, что на ногу кому-то, иначе был бы жуткий грохот), Евгения Лазаревна испугалась ещё больше и смутилась до полного покраснения всего тела, когда увидела, что перед ней стоит со своей свитой командующий Юго-Западным фронтом войск Сибирской республики, генерал армии, знаменитый Алексей Максимович Дарусанов. Кое-как справившись со своими центральной и периферической нервными системами, она, став в стойку «смирно», отрапортовала:

– Друг командующий фронтом, дежурство проходит спокойно, дежурная медсестра рядовая Аронина. Дарусанов улыбнулся и только сказал:

– Вольно, продолжайте учиться, рядовая Аронина.

Затем его стройная, офицерской выправки фигура развернулась по направлению к выходу и тихонько, вместе со свитой, исчезла в ночи…

Как же генерал оказался в отделении военного полевого госпиталя?.. Как, как… Просто он делал инспекционную проверку, вот и всё…

Евгения же, придя в себя, отправилась посмотреть, что творится в отделении. Во второй палате она опять невольно задержала свой взгляд на, лежавшей на кровати у входа, девушке с перевязанной рукой. Она была очень худа и очень молчалива. Видимо, силы и надежда совершенно оставили её после перенесённых мытарств. Единственное, что по-прежнему не хотело оставлять её, это совершенство красоты.

– Бедняжка, – подумала Евгения Лазаревна, одновременно чувствуя к ней зависть, – как зовут-то её? Лариса, что ли?

39

Верисейская нация, то биш вреи-вериане и вреи низших каст (местные вреи-удеи и, успевшие до войны подняться в Верисею из разных стран, но в основном из СС, вреи-эметисты и вреи-удеи), не ошиблась (если кто забыл к концу этого предложения, то напоминаю, что не ошиблась нация): у нацпремьера были таки ещё гениальные идеи. И самая простая и очень оригинальная из них – это война. Война против Справедливого Союза. Чтоб не выпендривался с ценами на нефть и не издевался над горячо любимыми Шмуликом ихними вреями. Но вы знаете… Да, уровень жизни, конечно, опять несколько приподнялся, когда население Верисеи стало уменьшаться от СС-овских ракет… Но ведь эти ракеты попадали не только в население, а и в кафе… А когда ты не можешь вовремя выпить чашечку кофе… Это уже чересчур… И горячая снисходительно-ироническая любовь нации к своему нацпремьеру и его нацпартии начала потихоньку примерзать.

Однако до изнеможения всегда бодрый Шмулик продолжал не щадить себя и народ свой во имя процветания и того, и другого. Только что вот, например, он вернулся из пыточной камеры, где пытали, пытаясь выпытать пытками сведения у опытного СС-овского лазутчика, в очень приподнятом настроении, ибо удачно ввернул там шутку, когда-то подслушанную у хирургов, о том, что хорошо зафиксированный пациент не нуждается в анестезии. Эта шутка вызвала гогот у мальчиков личной охраны нацпремьера, цамцавовцев (солдат Элитных войск нацпартии), и приступ такого воодушевления у пытающего персонала контрразведки, что истошные крики вянского лазутчика стали заглушать вышеуказанный гогот. Кроме того, по дороге в свою резиденцию, увидев несколько некрасиво разрушенных улиц с разбросанными там и сям частями тел обожаемых им граждан, он твёрдо решил применить нейтронное оружие… Конечно, все эти цтеки, нки и новоримцы завякают… Но эстетика превыше конвенции… В общем, было от чего встать настроению-то…

– Ай да Шмулик, – ликовала нация, – ай да арбуз у него на шее!

Опять же, как уже я проговорился выше, были и слаболикующие, которые по закуткам шептались:

– Бомбой бы ему по арбузу!.. Хорошо, что хоть всех детей успели по подземельям припрятать.

Что ж, разве всем угодишь?.. Но это уже не его Шмулячье дело. Это уже работёнка для гостайпола…

40

– Да вы садитесь, Лев Геннадьевич. Какими судьбами? Вот сюрприз-то приятный!

Легкий стан Алексея Максимовича метался по времянке в попытке угодить гостю.

– Элиночка, иди сюда, смотри-ка, кто у нас объявился.