— Как же я люблю тебя.
Толик сказал:
— Ага.
И мы поцеловались. И я подумала, что даже со всем его пророческим пафосом, ему по-мужски сложно признаться мне в любви романтической.
Особенно учитывая, что взаимной романтической любви в полном смысле этого слова с Толиком, судя по всему, никогда и не случалось.
Все ощущалось зыбким и зябким, как бывает только осенним утром, но Толиковы губы были такими горячими, что я про все забыла.
Самое главное, забыла я про смерть Трикси. Про то, зачем я, собственно, в Москве. Что я здесь делаю, куда я приехала.
Все эти факты уплывали от меня все дальше и дальше, оставался только сладкий его вкус (из-за молочного коктейля) и бензиновая лужа перед моими вытянутыми ногами. Радужная пленка на черноте.
День становился все ярче и ярче, появлялись люди, сначала дворники, затем унылые служащие, школьники, собачники, и вот двор совсем ожил, и все в нем наполнилось временем, недостаток которого так ясно ощущается совсем ранним утром и совсем поздней ночью.
Минуты и часы возобновили течение свое, а мы с Толиком убрались подальше, чтобы не смущать мамочек с колясками.
Было решено заехать к WillowB и другим девчонка с дайри, в 12.00 они встречались в центре зала в Кузьминках. Планировалось помянуть Трикси и пойти на кладбище.
Мне, как всегда, было неловко. Во-первых, я вела к девочкам Толика, а во-вторых сами эти девочки, и я в их числе, вероятно, смотрелись бы так себе среди родственников покойной, совсем взрослых, не понимающих дружбы по интернету людей.
Впрочем, мама у Трикси была прогрессивная, такое впечатление, во всяком случае, создавалось по постам.
Когда мы спустились в метро, то ли от рева поездов и количества людей, то ли от приближения часа икс, на меня снова напал не очень здоровый мандраж. Я вцепилась в Толика и не выпускала его руку, но делала вид, что успокаиваю его.
— Ты не волнуйся, — говорила я. — Я все объясню, скажу, что ты со мной. Ты всем понравишься.
Я помолчала и добавила:
— Хотя не уверена, что с тобой так уж и будут общаться.
— Да ниче, — сказал Толик. — Я и один потусуюсь. Больно надо мне с мелкими зависать.
Я подумала, что сейчас обижусь, но у меня не вышло, я только терла нос о его плечо и держалась, чтобы совсем уж не расклеиться.
Господи, подумала я, ведь Трикси правда умерла. Она жила совсем недолго, и теперь ее больше нет. Это такая правда, что похожа она на свинцовый гроб, из которого никак не выберешься, колотись в него или нет.
А ведь я была так счастлива ночью и ранним утром.
Кузьминки совсем простенькие, на стенах кремовая плитка с двумя ровными, красно-коричневыми полосами и аккуратным названием станции в середине, собственно, и всего декора. По сравнению с витражной, сверкающей Новослободской, футуристической Маяковской или барочной Комсомольской, Кузьминки из себя вообще ничего не представляют, и в этом, как по мне, заключается главная московская метафора. Унылые окраины противостоят помпезному центру, скучные, серые спальные районы держат на себе великолепие и богатство мира в пределах кольцевой.
Мы успели как раз к двенадцати, даже пришли на три минутки раньше.
Кроме WillowB я увидела еще трех девчонок. Двух я знала: Сандра и Севи (от ника Северина Снейп). Севи писала фанфики и заведовала сообществом однострочников по какому-то смутно знакомому мне аниме. Сандра строчила бесконечные посты в Just for us girls о своей несчастной любви к некоему К. Я думала, что он Коля, а WillowB, что он — Кирилл, мы как-то целую ночь спорили об этом в аське и даже написали мини-мюзикл.
Третью девчонку я никогда не видела, может быть, мы даже были знакомы, я могла ее читать, но фотку свою она не выставляла точно.
Это была крошечная курносая девочка в очках, малюсенькая: миниатюрный рост, тоненькая фигурка, мелкие черты лица. Крошка-мышка, не иначе. Она лихорадочно отцепляла от сумки значки.
Девочки были в черном. Самой вызывающей, конечно, была WillowB, хотя платье она надела весьма скромное, кожаная куртка, ярко красные волосы, прокол под губой (шарик блестел еще издалека) и вычурная худоба придавали ей готический вид.
На Севи было длинное драповое пальто почти до самого пола, из-под него торчали сапоги на платформе, а свое черное каре она по этому поводу даже расчесала.
Сандра — просто в черных джинсах и темно-серой куртке, обычная девушка, и не скажешь, что так страдает по парню, чтобы писать десяток постов в день.
— Девчонки! — крикнула я. — Привет!
Не то чтобы мне хотелось привлечь к себе внимание, но, как говорится, померла так померла.
Я побежала к ним, мы отчаянно обнялись, все, даже я и незнакомая мне девочка.
— Это так все ужасно, — сказала я. — Я плакала всю ночь.
Компульсивная ложь, конечно.
— Да, — сказала WillowB. — Не могу оправиться. Понимаете, для меня она была особым человеком.