Необыкновенная убежденность звучала в словах командующего. Толпа, за минуту перед тем готовая разорвать своевольников, отозвалась теперь одобрительными криками.
Лазо надел фуражку и уже просто, по-деловому сказал:
— Я жду от вас, товарищи черемховские шахтеры, пополнения поредевших рядов красногвардейских отрядов. Мы еще слабы и не сумеем в нынешних условиях удержать за собой Черемхово. Всех, кто не может воевать, прошу помочь нам укрепить берега реки Белой у станции Половина. Там мы дадим белочехам бой.
После митинга Лазо вызвал в свой штаб на совещание весь состав Черемховского Совета.
— Мы решили завтра, к трем часам, эвакуировать весь Совет и сотрудников советских учреждений. Взять с собою часть продовольствия, остальное раздать рабочим. Все везти невозможно… — негромко произнес Лазо, сидевший на председательском месте. — И еще один важный вопрос, товарищи. Надо оставить надежных людей в белом тылу. Мы не имеем права ликвидировать здесь партийную организацию. Кого оставить?
Откуда-то из-за спины присутствующих прозвучал тенорок товарища Белова, ведавшего в Совете народным образованием:
— Я бы мог остаться. Мне совсем безопасно, я здесь недавно, меня мало знают. Врагов еще не успел нажить, — тихонько засмеялся он, поправляя очки.
Посовещались и решили: оставить Белова и Софью Феофановну Попову — она была легальна и вне подозрений.
— Но только, товарищ Белов, — посоветовал Лазо, — будь осторожен. На первое время лучше бы тебе отсюда скрыться в село. А вот когда пройдет первый пыл тех, кто ждет «избавителей от большевиков», когда они увидят, как их станут «избавлять», тогда вернешься, и работать тебе будет легче…
После этого мы распростились с Лазо.
Город не спал всю ночь. Семьи коммунистов и беспартийных рабочих уходили на дальние заимки — в Саяны, за Ангару. Рассвело, настало утро, но люди шли и ехали во все стороны, словно вернулись времена великого переселения народов.
Последний эшелон с эвакуированными и красногвардейцами должен был отойти в десять утра. Разведчики уже несколько раз предупреждали, что белочехи двигаются очень быстро, почти не встречая сопротивления.
Цепь красногвардейцев прошла через город. Теперь между нами и белыми остались только крохотные красные арьергарды…
Послышался бешеный топот копыт, и прямо на платформу аллюром вылетел красногвардеец на взмыленном коне.
— Двигайтесь! Чего стоите, туды вашу мать! — хрипло заорал он, размахивая вороненым маузером. — Сейчас чешский бронепоезд станет бить по вас из артиллерии! — и круто повернул взвившегося на дыбы коня.
Не успел он еще ускакать со станции, как раздался первый взрыв — снаряд угодил в водокачку.
Поезд тронулся. Я уезжал один. Моя молодая жена с недавно родившимся первенцем-сыном осталась в Черемхове, и я не успел не только как-то устроить ее получше, но даже проститься. Тоскливо было на душе…
Наш тяжелый эшелон еле полз по подъему к Гришеву. А нас усиленно обстреливали. Беда, если попадут в паровоз или разрушат впереди путь, придется пешком отступать за Белую, к Лазо, взорвав все увозимое имущество. Но на станции Черемхово шахтеры взорвали все стрелки, и белочехи от нас отстали.
До Гришева мы добрались благополучно. Здесь наш состав со всех сторон облепили красногвардейцы, уходившие за Белую. От станции Половина до самого Иркутска путь быть забит отходящими эшелонами, и мы двигались со скоростью неторопливого пешехода. Паровозы буквально упирались в хвостовые вагоны следующих впереди составов.
Миновали станцию Иннокентьевская, прогремели мостом через Иркут. Вот и столица Восточной Сибири…
Нас задержали. К эшелону прицепили несколько вагонов с медикаментами и больничным имуществом — командование собиралось развернуть в Верхнеудинске госпиталь и вывезти всех раненых туда.
И вот, наконец, Верхнеудинск. Здесь мы узнали горькую весть: Иркутск пал, на пути к Байкалу идут ожесточенные кровавые бои…
Я выдавал продукты группе красногвардейцев, когда прибежал посыльный — меня вызывали в штабной вагон.
В теплушке за импровизированным столом из ящиков сидели председатель Черемховского Совета Коржнев, его заместители Зельник и Гурьянов и какой-то неизвестный мне человек. Кругом стола теснились красногвардейцы.
— Садись, — сказал Коржнев. — Товарищи, всех, кроме членов Совета, прошу выйти. Секретное заседание…