Читаем Ни бог, ни царь и не герой полностью

Необыкновенная убежденность звучала в словах командующего. Толпа, за минуту перед тем готовая разорвать своевольников, отозвалась теперь одобрительными криками.

Лазо надел фуражку и уже просто, по-деловому сказал:

— Я жду от вас, товарищи черемховские шахтеры, пополнения поредевших рядов красногвардейских отрядов. Мы еще слабы и не сумеем в нынешних условиях удержать за собой Черемхово. Всех, кто не может воевать, прошу помочь нам укрепить берега реки Белой у станции Половина. Там мы дадим белочехам бой.

После митинга Лазо вызвал в свой штаб на совещание весь состав Черемховского Совета.

— Мы решили завтра, к трем часам, эвакуировать весь Совет и сотрудников советских учреждений. Взять с собою часть продовольствия, остальное раздать рабочим. Все везти невозможно… — негромко произнес Лазо, сидевший на председательском месте. — И еще один важный вопрос, товарищи. Надо оставить надежных людей в белом тылу. Мы не имеем права ликвидировать здесь партийную организацию. Кого оставить?

Откуда-то из-за спины присутствующих прозвучал тенорок товарища Белова, ведавшего в Совете народным образованием:

— Я бы мог остаться. Мне совсем безопасно, я здесь недавно, меня мало знают. Врагов еще не успел нажить, — тихонько засмеялся он, поправляя очки.

Посовещались и решили: оставить Белова и Софью Феофановну Попову — она была легальна и вне подозрений.

— Но только, товарищ Белов, — посоветовал Лазо, — будь осторожен. На первое время лучше бы тебе отсюда скрыться в село. А вот когда пройдет первый пыл тех, кто ждет «избавителей от большевиков», когда они увидят, как их станут «избавлять», тогда вернешься, и работать тебе будет легче…

После этого мы распростились с Лазо.

Город не спал всю ночь. Семьи коммунистов и беспартийных рабочих уходили на дальние заимки — в Саяны, за Ангару. Рассвело, настало утро, но люди шли и ехали во все стороны, словно вернулись времена великого переселения народов.

Последний эшелон с эвакуированными и красногвардейцами должен был отойти в десять утра. Разведчики уже несколько раз предупреждали, что белочехи двигаются очень быстро, почти не встречая сопротивления.

Цепь красногвардейцев прошла через город. Теперь между нами и белыми остались только крохотные красные арьергарды…

Послышался бешеный топот копыт, и прямо на платформу аллюром вылетел красногвардеец на взмыленном коне.

— Двигайтесь! Чего стоите, туды вашу мать! — хрипло заорал он, размахивая вороненым маузером. — Сейчас чешский бронепоезд станет бить по вас из артиллерии! — и круто повернул взвившегося на дыбы коня.

Не успел он еще ускакать со станции, как раздался первый взрыв — снаряд угодил в водокачку.

Поезд тронулся. Я уезжал один. Моя молодая жена с недавно родившимся первенцем-сыном осталась в Черемхове, и я не успел не только как-то устроить ее получше, но даже проститься. Тоскливо было на душе…

Наш тяжелый эшелон еле полз по подъему к Гришеву. А нас усиленно обстреливали. Беда, если попадут в паровоз или разрушат впереди путь, придется пешком отступать за Белую, к Лазо, взорвав все увозимое имущество. Но на станции Черемхово шахтеры взорвали все стрелки, и белочехи от нас отстали.

До Гришева мы добрались благополучно. Здесь наш состав со всех сторон облепили красногвардейцы, уходившие за Белую. От станции Половина до самого Иркутска путь быть забит отходящими эшелонами, и мы двигались со скоростью неторопливого пешехода. Паровозы буквально упирались в хвостовые вагоны следующих впереди составов.

Миновали станцию Иннокентьевская, прогремели мостом через Иркут. Вот и столица Восточной Сибири…

Нас задержали. К эшелону прицепили несколько вагонов с медикаментами и больничным имуществом — командование собиралось развернуть в Верхнеудинске госпиталь и вывезти всех раненых туда.

И вот, наконец, Верхнеудинск. Здесь мы узнали горькую весть: Иркутск пал, на пути к Байкалу идут ожесточенные кровавые бои…

Я выдавал продукты группе красногвардейцев, когда прибежал посыльный — меня вызывали в штабной вагон.

В теплушке за импровизированным столом из ящиков сидели председатель Черемховского Совета Коржнев, его заместители Зельник и Гурьянов и какой-то неизвестный мне человек. Кругом стола теснились красногвардейцы.

— Садись, — сказал Коржнев. — Товарищи, всех, кроме членов Совета, прошу выйти. Секретное заседание…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии