Читаем Ни бог, ни царь и не герой полностью

Арестант был немногим старше меня, на руках его поблескивали кандалы. За что же везут его в далекую Сибирь? Что он такое сделал?!

Поезд стоял долго: видно, паровоз набирал воду. Мы не отходили от вагона.

— Эй, парень! — крикнул мне конвоир. — Вот ты, ты! А ну-ка, перейди на ту сторону поезда.

Решив, что здесь стоять не разрешают, я послушно полез под вагон. Едва выбрался из-под него, как меня поманил к себе другой часовой. Осторожно оглядевшись по сторонам, он прошептал:

— Тебе студент велел книжку передать. Спрячь, спрячь ее получше. Он наказал тебе ее прочитать, только никому не показывать. Слышь? А то и тебя и других, кто читать ее станет, тоже в тюрьму посадят. Понял? Даже могут покатать в бочке с гвоздями.

Видно, очень еще по-ребячьи я выглядел, если конвоир решил так меня припугнуть.

Я был ошеломлен: за книжку в тюрьму?! Что же такое написано в ней?! Я спрятал ее за пазуху и, боязливо озираясь, дал стрекача подальше от поезда.

Теперь подарок арестованного студента занимал все мои мысли. День тянулся медленнее обычного — мне хотелось скорее оказаться дома, чтоб прочесть страшную книгу.

…Прошло больше месяца. Я чуть ли не каждый день украдкой извлекал книгу из своего «тайника» на сеновале и добросовестно пытался ее читать. Однако, увы, я ровным счетом ничего не понимал. Так и не одолел я своей первой нелегальной книги.

В нашем хоре пел бас — токарь механического цеха Вася Чевардин. Среди рабочих Вася слыл смелым парнем: когда хотели с чем-нибудь обратиться к инженеру или управляющему, всегда просили пойти Васю Чевардина.

Про Васю еще шепотом поговаривали, что он, мол, всем хорош, да одна беда: не любит царя и даже, видать, не верит в бога!..

К Васе Чевардину я и надумал пойти с книжкой: может, объяснит, о чем в ней пишут.

Однажды вечером после спевки я позвал Васю в укромное местечко и, вытащив книжку из-за пазухи, показал ему.

Вася перелистал ее и спрятал во внутренний карман пиджака.

— Откуда она у тебя?

Я все ему рассказал.

— Только, пожалуйста, никому не говори про нее, а то нас обоих посадят в тюрьму или покатают в бочке с гвоздями.

— Я-то не скажу, — засмеялся Вася. — Вот ты не разболтай!

Через некоторое время Вася сам после спевки отозвал меня в сторонку.

— Ты доктора Модестова знаешь?

Я знал доктора Модестова, одного из представителей немногочисленной медицинской корпорации тогдашнего Сима.

— Вот тебе записка, — продолжал Вася. — Отнесешь ее к Модестову. Только, смотри, никому не рассказывай, что я тебя послал.

Для Васи я выполнил бы все что угодно.

— Только иди попозже, когда стемнеет.

Доктор жил во втором этаже. Я поднялся по чистенькой деревянной лестнице и дернул красивую медную ручку. Дверь была заперта. Это меня удивило — дома рабочих никогда не замыкались. Почему же замыкается доктор Модестов?

Я негромко постучал. Зашаркали туфли, и дверь приоткрылась.

— Тебе что? — Пожилая, очень чисто одетая женщина оглядела меня с ног до головы.

— Мне доктора… господина Модестова…

— Доктора?! — в голосе женщины прозвучало удивление. — Ну, зайди, обожди здесь.

Она удалилась, и через минуту быстрой энергичной походкой в прихожую вошел хозяин квартиры. Он был невысок, коренаст. Его рыжеватые волосы и усы слегка вились. Я впервые видел Модестова так близко, и мне очень понравились его глаза — голубые, добрые и умные. Я снял картуз, вынул из-за картонного ободка записку и отдал доктору. Он улыбнулся, ласково похлопал по плечу и сказал:

— Подожди меня пять минут, юноша. Я скоренько. — И исчез так же быстро, как появился.

Я огляделся. Красивая темная мебель, зеркало, ковер на паркетном полу, замысловатой формы лампа под потолком. Я и не заметил, как хозяин вернулся.

— Что, ориентируешься? — спросил он и, видя, что я его не понял, поправился: — Знакомишься с обстановкой, то есть? Правильно, в новом месте всегда надо хорошенько оглядеться. Запомни, юноша, это. Ну, Васину записочку я прочитал. Раздевайся, дружище, да пойдем-ка в дом.

Мы вошли в просторную столовую. Над столом, покрытым расшитой какими-то невероятными цветами скатертью, горела лампа под шелковым оранжевым абажуром, освещая сидевших вокруг пятерых рабочих нашего завода. На столе весело и уютно шумел большой, ярко начищенный медный самовар, стояли закуски, варенье, сахар.

— Садись, ешь, пей чай. Небось еще не ужинал?

Я страшно конфузился — мне никогда не приходилось видеть такого великолепия. Уселся на краешек стула, но к чаю не притрагивался.

— Ну, что же ты?

— Да я ужинал, не хочу, спасибо.

— Ну, ну, не стесняйся, чувствуй себя как дома.

Рабочие рассмеялись.

— Он и чувствует себя как дома, — сказал один из них. — Привык не жрать, в избе-то хоть шаром покати. Кушай чай, Ванюшка. Доктор свой, хороший человек.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии