Ни бог, ни царь и не герой

— Согласен, — кивнул сотник и назвал еще Сашу Киселева и Гаврюшу Леонова.

Так составилась наша десятка.

— Да, еще не забыть, — спохватился Михаил. — Ведь нас тут каждая собака не то что в лицо, — наверно, по по походке знает.

— Загримироваться! — с горячностью предложил я. — Как на спектакле. Я и грим достану, и…

— Не годится! — отрезал Михаил.

— Почему не годится?! — Я даже обиделся. — Можно так накраситься — родной папанька не узнает.

— Можно-то можно, — возразил Миша, — да ведь как ты в случае чего в село кинешься? С намазанной-то рожей! А?..

Н-да!.. Об этом я и не подумал! Но сдаваться все-таки не хотелось:

— Ну-у, если провал… А зачем о нем думать?

— Предусмотреть все нужно заранее, в том числе и неудачу, — немного менторски проговорил сотник. — Да ведь и при удаче, как ты в свой же дом крашеный явишься?

Пришлось сложить оружие.

— Как же быть?

Миша почему-то придвинулся к нам и сказал шепотом:

— Надо сделать черные маски.

Маски? Это здорово!

— И бороды из мочала! — осенило меня.

— Вот бороды — это ты правильно, — согласился и Михаил. — И, ребята, вот еще что: оружие повезем на пасеку мы втроем. Кроме нас, ни одна душа не должна об этом знать. Конспирация прежде всего. Поэтому сразу после «экса» всех боевиков распустить по домам.

На следующий вечер всем нам, участникам операции, предстояло встретиться, проверить все в последний раз.

За поселком, около вершника, начинался огромный сосновый бор. Он подходил почти к самому берегу речки Сим, к красивому обрыву, откуда открывалась чарующая даль с причудливыми очертаниями Уральских гор. Это было любимое место симской молодежи. Здесь вечерами собирались девушки и парни, жгли костры, пели песни, танцевали. Тут на вечерках началась не одна любовь… Вот здеь-тос, среди шумной и веселой молодежи, мы и решили встретиться. Идея эта была удачной еще и потому, что тем самым мы отвлекали от себя подозрение.

Нам удалось незаметно побеседовать друг с другом. Все как будто было в порядке. Поздно разошлись мы с вечерки. Кое-кто уходил с девушкой и, увы, не только в целях конспирации, — ведь было нам по девятнадцать-двадцать…

А к двум часам ночи, обмотав подковы коня тряпками, я подъехал к училищу. Ночь была темная, про такую говорят — хоть глаз выколи. Михаил уже стоял на углу. Через несколько минут собрались и остальные. Поселок молчал, погруженный в глубокий сон, — так беспробудно может спать только до смерти уставший пролетарский городок.

— Лошадь с телегой во двор! — скомандовал вполголоса Михаил.

Я тихонько «перебазировал» дядиного «рысака». Михаил и Теплов обошли вокруг училища. Стояла полнейшая тишина. Даже ветерок не шелестел листьями, словно вместе с нами замер в напряженном ожидании.

Вот вернулись Михаил и Валентин.

— Все спокойно. Можно начинать! По местам! — отдал приказ сотник.

Александр Киселев остался у нашего транспорта. Валя Теплов и Алеша Чевардин перелезли через заборчик и заняли свой пост у входа на кухню. Все остальные двинулись к главному подъезду. Петя Гузаков вставил в замочную скважину ключ — он сам вместе с Лаптевым сделал его в училище по слепку. Дверь почти беззвучно открылась. Мы вошли в прихожую и прихлопнули за собой дверь.

Ваня Ширшов остался часовым в прихожей, а остальные с великими предосторожностями отворили дверь в мастерскую. Замерли.

Тишина. Только с замысловатыми переливами похрапывал на всю мастерскую сторож. Кто-то хихикнул, но тут же замолчал, получив увесистого тумака в бок. Лаптев и Леонов, ступая на цыпочках, пошли вперед — их задачей было занять парадный ход директорской квартиры. Мы немного задержались, прислушиваясь. Все в порядке. Теперь дело за Петром Гузаковым и Митей Кузнецовым: один из них должен был навалиться на сторожа и скрутить ему руки, другой — закрыть лицо, заткнуть рот и завязать концы тряпки на затылке. В таком положении человек не в силах ни крикнуть, ни вытолкать кляп языком. А дышать может через нос.

В мастерской что-то завозилось, зашумело, заохало. Эх, черт возьми, не удалось, видно, ребятам сразу справиться со сторожем! И вдруг из-за станков раздался звонкий мальчишеский вскрик:

— Тятя! Это что за ряженые?

Михаил, чертыхнувшись, рванулся на голос. Я за ним. Мы схватили парнишку, заткнули ему рот обтирочными концами и, разорвав служившую одеялом тряпку, связали руки и ноги.

— Лежи смирно! — прошептал я. — А то застрелим!..

После оказалось, что этот неприятный сюрприз преподнес нам младший сын сторожа, мальчуган лет двенадцати-тринадцати, он иногда ночевал с отцом в мастерской.

Сам сторож не доставил хлопот — он лежал, полумертвый от страха.

В это время из квартиры директора донеслось шлепанье шагов. В мастерской неожиданно стало светлее: выходившее во двор окно директорской квартиры осветилось электричеством. Неужели услыхали крик?

— Выносите ящики! — приказал Михаил.

Петя и Митя вытащили из инструментальной ящик и понесли его на улицу.

— Ванюшка, — сказал мне Миша, — посмотри, что там делается в директорском парадном. А я побуду здесь.