Нф-100: Адам в Аду (СИ)

Кривцов не хотел вспоминать, но вспоминал. Учебу -- Левченко учился двумя курсами старше и отдавал Кривцову ненужные уже конспекты. Экзамен по генетике, единственный, который Кривцов завалил -- тогда у них сменился лектор, выстроил курс по-другому, и Сашкины записи не помогли. Светленькую девочку, на которую Сашка смотрел с восхищением, но ему казалось, что он слишком большой и неловкий, а она -- слишком хрупкая для такого медведя... Кривцов не был ни большим, ни неловким. Сашка утешал его, когда все разладилось, а Кривцова раздражали утешения. А затем Сашка уговорил его пойти к нему на новую кафедру. Нейрокристаллы. Бессмертие. И здесь, неожиданно для самого себя, Кривцов стал первым. Он с остервенением рвал зубами неподдающуюся науку, порождал одну за другой идеи, которые -- он признавал это -- не мог реализовать сам. Но рядом всегда оказывался Сашка. Уговаривал начальство, искал деньги, находил людей и оборудование...

Кривцов видел себя, держащего пахнущий паленым нейрокристалл. Он только что сжег его -- раствор, идеальный в теории, оказался губительным на практике. Ему казалось, это конец. -- Веня, одна неудача -- это ерунда, -- бодрый гудящий голос Левченко мешал сосредоточиться. -- Ты талант, Веня. Не раскисай. Думай!

О да, он только и делал, что думал. Девяносто процентов его идей были мертворожденными, большинство из оставшихся он сам отсекал через некоторое время, и все равно что-то реализовывалось. Благодаря Сашке. На этих проектах делались диссертации, и его, и Сашкина кандидатские, и докторская, положившая всему конец... Жалкие попытки работать, очередная безумная идея -- и нет Сашки, нет лаборатории, негде взять реактивы, кроме как из собственной крови. Кривцов злился. Он понял, как сделать идеальный кристалл, сознание, способное существовать вечно в любом материальном носителе. Способное избежать клетки -- приговора Левченко. Но ему перекрыли кислород. И кто -- Левченко, обязанный ему, между прочим, своим открытием! Этого предательства Кривцов простить не мог. Вся его жизнь была гонкой за Левченко.

А теперь тот оторвался так, что и не догонишь.

-- Беги, -- сказал голос Левченко. -- Ты же можешь, Веня. Ты можешь проложить свою дорогу, на которой ты будешь первым.

-- Единственным, -- ответил Кривцов сквозь застилающие глаза слезы. -- Каждый один -- на своей дороге. Всегда.

-- Ходить по бездорожью -- медленно и больно, -- сказал голос. -- Зачем делать это для себя одного? Смысл есть, если прокладывать дорогу для других.

-- Ты, ты всегда мыслил слишком узко, -- слабо усмехнулся Кривцов. -- Смысл в том, чтобы не ходить вообще, а сразу оказаться там, где надо.

-- Тогда тебе придется перестать быть человеком.

-- Ты прав. Быть человеком вообще занятие бессмысленное.

Кривцов ясно видел, как Левченко качает большой лохматой головой.

-- А ты уверен, что имеет смысл быть кем-то иным?

-- Не знаю. Но если оставаться -- абсолютно бессмысленно, а меняться бессмысленно только с некоторой вероятностью, то стоит попробовать.

-- Ну что же, Веня, -- вздохнул Сашка. -- Пробуй.

Он пробует. И станет. Он уже почти стал. Богом -- Кривцов был уверен в этом.

Тем более Сашка одобрил. Сашка всегда его одобрял. И помогал. Идеи Кривцова работали, когда за них брался Сашка.

У него слишком маленькая выборка. Ольга, Жанна и Илюха. Слишком велик риск. А денег -- маловато, тем более, что Андрей, кажется, разозлился, и помогать не будет.

Кривцов поднялся и, пошатываясь, добрался до комода. Долго рылся в нем и достал, наконец, визитку. Карточка была потрепанная на углах от долгого ношения в тесном кармане джинсов, текст почти стерся, но цифры Кривцов разобрать смог.

Преодолевая отвращение -- нейрокристалл был в звуках голоса, визуализировался сам собой -- он позвонил Бражникову. Он согласится на эту работу. Возможно, придется слишком распыляться, но зато там будут люди. Он будет отбирать среди них лучших и работать с ними по-настоящему.

Делать из них богов.

15. Ро

Кривцов был взвинчен. Это слышалось в голосе, которым он позвал Андрея. Левченко шагнул было к двери, но Разумовский зло посмотрел на него:

-- Не лезь! Хватит!

Левченко и Ро переглянулись. Голоса за стенкой бубнили неразборчиво -- нервный монолог Кривцова иногда прерывался резкими замечаниями Разумовского. Где-то глубоко внутри Ро поселилось странное ощущение -- будто его не-жизнь скоро изменится. И не так важно, к добру ли, к худу -- главное, что жизнью она все равно не станет. Это становилось очевидным при одном взгляде на холсты, расставленные вдоль стены.

Ро вгляделся в чистый холст, пытаясь представить его покрытым красочными пятнами. Пейзаж? Портрет? Nature morte.

-- Я больше так не могу, -- сказал он то ли самому себе, то ли сидевшему перед терминалом Левченко.

Левченко не ответил. И лишь позже Ро понял, что тот слышал его.

-- Ничего не изменится, Ро, -- сказал Левченко, повернувшись к нему. -- Но я должен попросить тебя смириться. Пока.

-- Зачем? -- спросил и сам удивился, как слабо звучит голос.